— Какие принципы?
— Принципы равенства, братства, свободы и любви к ближнему. Принципы, которые предали люди по отношению к тем, кто попал сюда через смерть. Их забыли. И тот хаос, что вышел на улицы, это тоже часть великого забвения наших истоков. Просто, чтобы начать действовать, всем нужна несправедливость, хоть какая-то, они обрели её в межсезонье, тем более что в этот раз оно далось нелегко.
— Это можно исправить?
— Нет, это никто не сможет исправить. Время в нашем Мире уже запущено.
— Что это значит?
— Это значит, что все мы теперь станем смертными и Мир Теней больше не спасительная обитель для мучеников, а такая же юдоль обречённых, как и наша малая родина.
— А межсезонье?
— Больше не будет, как и вечного лета.
— Значит, королевы больше не нужны? — у Лизы, видимо, не получилось равнодушно задать этот вопрос, так как Урсула, засмеявшись, задала ответный:
— Значит, королева уже готова к бракосочетанию? Ненадолго же хватило твоей изначальной неприступности.
Елизавета лишь приподняла бровь и презрительно сморщилась, давая понять, что на подобную грубость даже не собирается отвечать. На это Урсула рассмеялась ещё веселее, и на какое-то время разговор прекратился. Каждая задумалась о своём. Из оцепенения они вышли только, когда последняя свеча зашипела, догорая. Шума не было слышно уже давно, и этот звук прозвучал как сигнал. Девушки закутались в свои плащи, и пошли по лестнице к выходу. Перед тем как открыть дверь, Урсула повернулась к Лизе и прошептала:
— Не пытайся ни с кем заговорить, даже если увидишь гвардейца. Иди за мной, будем действовать по плану.
Елизавета коротко кивнула, и они вышли в ночь. Первое, что бросилось Лизе в глаза, это чистота и порядок, невозможные после бунта, шум которого угас не больше часа назад. Всюду горели фонари и освещали аккуратные мощёные улицы достаточно хорошо, чтобы видеть всё вокруг.
— Урсула… — потянув веду за руку, прошептала она, но та зло посмотрела на девушку и приложила палец к губам.
Они были единственными прохожими в этот поздний час, кругом не было ни души и Елизавете стало бесконечно жутко, с каждой минутой её доверие к спутнице таяло, сомнение это не успело развиться во что-то решающее только потому, что очень скоро показалась гостиница. Около неё стоял человек, держа под уздцы лошадь. Урсула пошла к нему и потянула за собой Лизу, не говоря ни слова. Сначала незнакомец помог взобраться девушке, затем веде и так же, не произнеся ни слова, скрылся в тени. Звон подков по мостовой показался ужасно громким после той неестественной тишины, которая лежала на этих, будто не жилых, улицах.
Урсула везла их по маленьким улочкам, избегая открытых пространств и площадей, что немного удлинило выезд из города. Когда один из переулков, на которые выходили только витрины магазинов, сейчас закрытые ставнями, закончился тупиком, она слезла с лошади, подошла к стене, сложенной из грубых камней, надавила на некоторые из них и часть преграды повернулась, открыв небольшой проход.
— Пригнись к крупу — приказала она Лизе и провела лошадь под уздцы, затем закрыла тайную дверь и снова села позади девушки. — Тебе страшно? — прошептала она.
— Да.
— Ты ещё веришь мне? — говоря это, она положила голову Елизавете на плечо, заглядывая в её лицо, освещённое луной.
— Нет.
Урсула резко убрала голову и, не говоря больше ни слова, пустила лошадь в галоп, торопясь скорей скрыться в лесу. Веда везла их по малозаметной тропе, стараясь двигаться как можно быстрей, насколько это позволяли сделать цепкие ветви и узловатые корни. То тут, то там появлялись огни и порой до их слуха долетали крики. Лиза мало верила в вероятность засады в этом направлении, потому что они ехали в противоположную от замка сторону. Но всё же кричать она не решалась, слишком далеко находились люди и слишком зыбкой в этом Мире была любая почва, да и подозрения её вполне могли оказаться ложными.
Вскоре и огни, и крики остались далеко позади, и Урсула направила коня на дорогу. Они скакали всю ночь, иногда на пути попадались деревни, но ни одного огонька не было видно в них. Находясь в объятиях веды, Елизавета, лишённая всякого дела и видя, порой, в чаще островки тумана или игру лунных лучей в прогалинах, вспоминала балладу, и дрожь пробрала её от воспоминания последних строк:
««Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей».
«О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой».
«Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал. "
Чтобы оторваться от непрестанного повторения грустных стихов, захвативших её расстроенное воображение, она решилась обратиться к единственному живому существу, которое было рядом. Урсула как раз пустила лошадь шагом, чтобы дать животному отдохнуть.
— Скоро мы приедем?
— Да.
— Насколько?
— Стоит ли спрашивать что-либо у того, кому не доверяешь?
— Да, если это единственный источник информации.
— Ты уверена, что именно это имела в виду? Готова слушать заведомо искаженную информацию, лишь бы тебе хоть что-нибудь говорили?
— Сейчас тебе нет смысла врать, ведь я увижу — правду ты говоришь или нет.
— Но увидишь ты это не сейчас, поэтому, что бы я не сказала, ты ещё долгое время можешь оказаться во власти заблуждения. К тому же пространство вещь относительная и что для тебя огромное расстояние, для меня всего лишь промежуток времени, коего у меня теперь очень много.
— Ты просто пытаешься меня запутать. Через сколько мы будем в городе детей? Если, конечно, мы туда едем.
— Нет, не туда. Мы будем дома к рассвету. Тебе там понравится, ты же не хотела быть королевой, вот и не будешь.
Елизавета на некоторое время смутилась, боясь говорить следующую фразу, но в итоге всё же решилась и негромко, но твёрдо произнесла:
— Я передумала, я хочу быть королевой, и даже согласилась пройти испытания. Давай вернёмся во дворец, восстания же не было. В лесу искали нас?
— Да, восстания не было, и искали нас. Но во дворец я тебя не могу отвезти, Илорен не может защитить тебя. То, что ты сейчас со мной, а не с ним подтверждает это. Да тебя бы растерзали, если бы не я. Ты просто ужасно неблагодарная. Ты не… я… У меня есть своя башня, она затеряна в лесу и там никто не живёт. Когда-то там бытовал одинокий рыцарь, но не долго, очень скоро он стал паломником и никогда не возвращается. В ней мы будем прятаться первое время.
Лиза очень пожалела, что не может смотреть в глаза Урсулы, способные выдать ложь. Она перестала выпытывать и снова погрузилась в мрачные раздумья. «Опять какая-то ересь и как она не любит Илорена, почти как Терхенетар королев. Но ко мне ведьма добра. Хоть это, верно, оттого, что знала, какого мне придётся здесь. Может в книге об этом написано. А может это затеяли потому, что раз мир и без свадьбы ожил, то меня можно запрятать где-нибудь на всю оставшуюся жизнь».
Тем временем Урсула снова пустила лошадь в галоп и, не замедляла ход до рассвета, алой полосой занявшегося над миром. С первыми лучами, веда свернула в лесную чащу и повезла их тропинкой через заросли. Когда деревья расступились, открывая перед взором высокую башню, окружённую цветущим садом, у Лизы захватило дух от красоты этого места. Круглое пятиярусное строение из белоснежного камня, оканчивающееся крытой галереей, с которой просматривалась вся округа, начиналось глухой высокой стеной без малейшего признака украшений, даже бойниц не было в них, но эта скупость была возмещена верхней частью. На первый взгляд даже казалось, будто здание было, подобно резиденции, сделано разными людьми, но всё же это изначальное решение архитектора задумало его таким.
— Его ремонтировали недавно?
— Нет, здесь никто не бывает. Просто всё становится ярче и моложе после межсезонья, но только снаружи.