– Спасибо, – говорю я и закрываю за собой дверь.
От тела не осталось ничего. Только обугленные дыры в ковре гостиной и длинные подпалины на полу коридора. Стол разломан, потому что драконы сожгли две ножки, когда доставали голову Томаса. Я знаю, что уже скоро дом сам себя починит, но древесные духи лихорадочно трепещут в углу гостиной.
– Все целы? – спрашиваю я их. Они тревожно пляшут и жмутся друг к другу. – Ничего, все с вами будет хорошо.
Я иду наверх, бросаю полотенце и рубашку в сторону и беру с комода ключи: тот, что поменьше, – от велосипеда. Дверь Элизиума я за собой не запираю. Мой велосипед все там же, где я его оставила два дня назад, – прикован к калитке, ведущей на задний двор. Я обматываю цепь вокруг ручки и отправляюсь в центр. До «Сглаза» я добираюсь легко и быстро, и, пока до открытия еще полчаса, на парковке всего одна машина.
Мой ключ подходит к обеим дверям, но, когда Даллас приезжает на работу раньше меня, захожу я всегда через кухню. Он уже наводит там порядок, пританцовывая под музыку, которая льется из колонок сверху. Причем льется так громко, что нам с Далласом пришлось бы кричать во все горло, чтобы поздороваться, поэтому я просто ему машу. Даллас указывает на кассу, которую уже достал из сейфа. Я тащу кассу к стойке и начинаю все расставлять к работе. Когда Даллас разрешает, я переворачиваю табличку на двери стороной «ОТКРЫТО», и мы опрокидываем по шоту, начиная смену.
Через двадцать минут приходит первая парочка, а дальше посетители начинают течь мерным ручейком. В такое время чаще всего заказывают ранний ужин. Я ношу тарелки от окошка Далласа к столикам, доливаю газировку, время от времени взбалтываю коктейли.
Я часто поглядываю на часы, ожидая заката. Бетти должна сегодня выйти на работу, и Даллас не говорил, что она брала больничный. Это, впрочем, не значит, что она не придумает в последний момент какой-нибудь форс-мажор, но я так отчаялась, что не теряю надежды. Каждый раз, стоит двери открыться, я смотрю, кто пришел, и снова и снова испытываю разочарование.
В пять сорок пять я вижу на пороге незнакомца. Он стоит там почти минуту, медленно оглядывая все вокруг, и наконец замечает меня. Я пытаюсь выдержать его взгляд, но у меня заказывают выпивку, и надолго отвлекаться нельзя.
Как можно скорее я разбираюсь с заказом, обменяв стаканы на кредитку, и, проведя картой по терминалу, снова смотрю на незнакомца. Он стоит у дальнего края стойки. Владелец карты даже не замечает, что я пытаюсь вернуть кредитку ему, потому что и сам таращится на новопришедшего. Я ничуть не возражаю и даже радуюсь возможности тоже на него взглянуть.
Даже и не знаю, на что смотреть сначала – на красные, почти светящиеся глаза или на перевернутый белый кельтский крест, вытатуированный у мужчины на пол-лица. На самом деле это скорее даже юноша: с виду он молод, максимум лет двадцати, с растрепанными черными волосами до плеч. Одет он в белый костюм, который подчеркивает его оливковую кожу. На шее у юноши висит с полдюжины четок разных форм и цветов, и в его наряд это не слишком вписывается. Ощутив, как кредитку вырывают у меня из руки, я подскакиваю, но не нахожу в себе сил извиниться или улыбнуться ее владельцу. Я просто не могу отвести взгляд от странных красных глаз. По идее это должны быть контактные линзы, но мурашки, которые бегут у меня по коже, подсказывают, что нет.
Этот человек из Общества, и он определенно опасен. Но есть в нем что-то… знакомое, только не могу понять, что именно. Все равно что встретить кого-нибудь из посетителей бара в очереди в продуктовом: знаешь, что видела человека где-то, но не понимаешь где. Или учуять запах духов, которые любила в детстве, но с тех пор никогда не встречала.
Я сдерживаюсь, чтобы не вытереть потные ладони о штаны, и иду к нему.
– Добрый вечер, – говорю я так спокойно, что сама собой горжусь. – С чего желаете начать?
– Ты Эвелин из Элизиума, – отвечает он. – И у тебя есть кое-что, что принадлежит мне.
Глава 3
В «Сглазе» тихо не бывает никогда, но тишина, воцарившаяся между мной и незнакомцем, бездонна, как пучина. Когда становится очевидно, что без подсказки незваный гость ничего объяснять не станет, я жестом велю ему подождать и обхожу стойку. Один раз оборачиваюсь убедиться, что он наблюдает за мной, затем шагаю к дверям. По меньшей мере секунд десять вдумчиво изучаю вывеску с названием нашего бара, картинно киваю, а затем возвращаюсь на место за стойкой.
– Вы сказали «Элизиум», – говорю я. – Однако, судя по всему, находитесь в баре под названием «Сглаз». И меня это не устраивает, потому что я очень четко всем дала понять, что Обществу здесь не рады.