Пацан очнётся секунд через двадцать. А мне ещё надо решить вопрос с начальником безопасности этой зоны. Он прибудет с минуты на минуту. И будет весьма недоволен.
Как я и думала, начальник не просто недоволен, он в ярости. Он кричит и размахивает руками, при этом брызжет слюной во все стороны. Останки контрабандистов повсюду, но исследовать его отделу уже нечего. Моё оружие не пощадило ни одного нейрочипа. Я, в ответ на его нападки, «включаю» дурочку с дешёвым программным обеспечением:
— Противники оказали серьёзное сопротивление. Мне пришлось их ликвидировать. Их поведение угрожало мирному населению и могло привести к массовым беспорядкам. Уровень их агрессии составлял более 91%, и, согласно протоколу…
— К чёрту протокол! Вы могли оставить хотя бы одного для допроса! С них даже нельзя считать данные, все чипы разрушены! Мы полгода ведём это дело, и теперь все наработки пошли к чёрту! Ваш отдел превышает все полномочия и мешает нам делать свою работу!
Он продолжает психовать. Я же решаю не добивать беднягу тем, что вышла на банду лишь за трое суток. Тем более, я не могла оставить свидетелей, иначе пришлось бы передать ребёнка в руки государства. Нелегалы, попавшись в городе, больше никогда не возвращаются домой. Это стало бы концом для подобранного мною юнца. Под видом террориста или заражённого элемента, он бы попал на «белый рынок» органов. Или в секс-игрушки.
Таких людей также очень любят биомаги. Они творят с ними страшные вещи, и каждому лучше принять смерть, нежели попасть им в руки.
Я ещё сама не понимаю, почему решила спрятать мальчишку. Просто в моё давно лишённое эмоций сознание вдруг пришла мысль: «спаси его». Такого со мной не случалось уже давно, и проблеск человеческой эмоции радует. Нельзя иначе. Нельзя игнорировать проблески человеческого, тем более теперь, когда я решила провести последние дни жизни как настоящий человек.
Краем глаза я отмечаю на стекле флаера, с внутренней стороны, отпечаток ноги. Затем ещё один. Парнишка словно нарочно измазывает мне весь салон своей кровью, а теперь ещё пытается выбить ногой окно. Мелкий засранец. Я спешу обратно к транспорту, стандартными фразами вежливо прощаясь с безопасником. Сразу после открытия дверцы мне приходится пару раз пнуть непоседу, заталкивая его обратно в салон. Забавно развалившись на кресле, он тут же шипит в ответ.
— Ещё раз дёрнешься, и я вырублю тебя надолго. Это чревато потерей памяти, нарушением координации, снижением зрения и прекращением функционирования органов малого таза.
Парень забивается в угол и задумывается. Последнее предупреждение на него действует больше всего.
— Правильно. Сиди тихо. Не хватало чтобы ты ещё и нагадил в салоне.
— Имперская сучка.
— Как мило, — я усмехаюсь. Щеночек огрызается. — Что-то ты слишком борзый для двенадцатилетнего.
— Мне четырнадцать!
Моя скептически выгнутая бровь заставляет его покраснеть.
— Ну, почти четырнадцать.
— Как ты тут оказался? Твои родители тоже здесь?
В ответ лишь злобное сопение. Видно, что парень очень напуган, несмотря на желание казаться смелым. И в то же время ведёт себя на удивление живо. К сожалению, я совсем не знаю, как обращаться с детьми, тем более в такой ситуации. Может, стоит его спровоцировать, как это делают на допросах, и я смогу узнать, как он сюда попал, и есть ли у него семья?
— Ах, да. Я слышала, для нелегалов нет понятия «семья». Все лишены понятия чести, и за Стенами полно безродных ублюдков.
Провокация удалась.
— Заткнись! У меня есть родители, и они в тысячу раз приличнее ваших запрограммированных тупых семейных ячеек. Они любят друг друга!
Наивный маленький зверёныш. Хотя, может, где-то там ещё осталось такое понятие, как «любовь».
— Так-то лучше. Как далеко они от города?
— Тебе какое дело? — недоверчивый взгляд в мою сторону и попытка незаметно открыть дверь флаера. Я делаю вид, что не замечаю этого.
— Хочу отправить тебя к мамочке.
Видимо, не такого ответа он ожидал, поэтому задумчиво умолкает. В его глазах то загорается надежда, то искрится сомнение.
— Почему я должен тебе верить?
— А разве у тебя есть выбор?
На коммуникаторе щёлкает сообщение — «Полночь». За машиной увязывается мелкий летающий дрон в форме шара, мигая красным проблесковым маячком.
— Чёртова железяка, теперь всю дорогу не отвяжется, — Я, как и всегда, психую, глядя на этот насильственный контроль.