Выбрать главу

Ольга Камаева

ЁЛКА

ИЗ ШКОЛЫ С ЛЮБОВЬЮ, ИЛИ ДНЕВНИК УЧИТЕЛЬНИЦЫ

Вот вам и ответ на вопрос: почему в школу приходят многие, да мало кто остается.

Потому что хотят сеять — разумное, доброе, вечное. А их ставят в роль обслуги — научи, подотри, промолчи…

19 августа

Можете поздравить: меня приняли на работу! Начинается настоящая взрослая жизнь! (Ну вот, только вторая фраза, а уже сбиваюсь на высокопарную пошлость. И пусть! Буду писать все, что хочу! Свободу попугаям, мне и солнечным зайчикам!)

Решила сие важное событие отметить — завела этот самый дневник. Не знаю, насколько хватит терпения, времени, да и желания. Но уже представляю умильную картинку: лет через сорок выхожу на пенсию, открываю его, читаю, а вокруг дети, внуки, бывшие ученики — уже взрослые, даже седые… Солнышко светит, все сидят нарядные, слушают. Вдруг кто-то узнает себя: «А ведь это я тогда в замочную скважину спичек насовал и урок сорвал! Вот дурак был!» И все смеются, и так легко и весело…

Глупо? Наивно? Ну и пусть!

Сегодня Преображение, мама сказала: хорошее совпадение. И я верю: теперь все будет по-новому! Боюсь захлебнуться в эмоциях. Побегу к Иринке, поболтаем. Хотя она всегда была против того, чтобы я шла в пед, и уж тем более в школу. Мол, своих надо рожать и воспитывать, нечего чужим сопли подтирать и за копейки нервы мотать. Но это она не со зла, просто все так говорят.

А у меня все будет хорошо!

20 августа

Голова вчера — как в тумане. Сегодня он немного рассеялся, и стали видны некоторые контуры моего ближайшего будущего.

Мне дали девятые и десятые, но не полностью параллели, часть классов Марина Дмитриевна оставила за собой. М. Д. тоже историк, будет меня курировать. Ей лет сорок, плюс-минус пять — не поймешь, хорошо выглядит. Скорее плюс. Явно не бедная. Это легко определить по обуви. У нее туфли с фиолетовыми вставками в тон платья, сразу видно, что специально подбирались. Такие с другим костюмом не наденешь, значит, есть еще. А хорошую обувь — это не платочки на шее менять.

М. Д. мне понравилась. Спокойная, рассудительная. И кабинет у нее уютный, зелени много, особенно моих любимых фиалок. Один сорт — с белыми лохматыми цветками — точно такой, как мне когда-то подарила тетя Нина. Мы с ней после того, как ее брат маму со мной на руках бросил, отношения почти не поддерживали. Иногда она давала немного денег — не от него, от себя. Но с мамой они не дружили и даже не приятельствовали. А когда мне исполнилось то ли тринадцать, то ли четырнадцать, она принесла торт и те самые белые фиалки. С огромными, нежными, кружевными соцветиями — все только ахали. Горшок поставили в мою комнату, но очень скоро цветок засох. Мама прочитала нотацию на тему «мы в ответе за тех, кого получили», но без особого энтузиазма. Наверное, понимала, что моя безответственность тут ни при чем — цветок пал жертвой обстоятельств. Я все время забывала его поливать.

Нет, не так: я не хотела его поливать. А сегодня, когда увидела в классе, решила: надо взять листочек, посадить. Пусть растет. Тетка же не виновата, что брат у нее подлец.

Я что, умнею?

Или старею?

Шутка.

Как и предполагала, Ирка моего восторга по поводу трудоустройства не разделила. Сказала: восторженная дура, насмотрелась старого кино, не понимаешь, куда лезешь со своими наивными принципами. Настоящей-то школы не нюхала.

Что до «не нюхала» — правда. Почти. Когда я училась в пятом классе, мы из крохотной малосемейки переехали в хоть и старенькую, но отдельную квартирку. Пришлось сменить школу, и почти сразу, не успев обзавестись подружками, я перешла на домашнее обучение. В школу ходила редко, только когда приступов не было довольно долго. Мама посещения поощряла, хотела, чтобы я не отрывалась от коллектива. Но получалось это плохо. Одноклассники меня сторонились, да и как можно относиться к девчонке, появляющейся раза два в месяц, молчаливой и вдобавок больной? До сих пор кажется, что при мне они даже баловались меньше. Будто уроки шли в больничной палате. А я сидела как примерная ученица — с прямой, деревенеющей за сорок минут спиной, сложив перед собой руки, по первому указанию открывая учебники и тетрадки… Правильное мое поведение тоже отпугивало, но тогда я этого не понимала. Учеба была в охотку, «настоящие» уроки вносили разнообразие в скудную на впечатления жизнь. Мы с мамой долго потом обсуждали увиденное и услышанное — реплики, поступки, оговорки. Я всегда вставала на сторону ребят. Даже когда они были явно неправы.

Поправляться я начала только ближе к выпуску, однако подружиться с кем-то из одноклассников так и не получилось. Они меня не приняли, но я-то их приняла всей душой! Их додуманные, дофантазированные образы стали моими приятелями. Я даже приспособилась, когда боль становилась сильнее, разговаривать с ними. Мы обсуждали фильмы, книги, даже готовили уроки. Я увлекалась, и становилось легче…

Господи, как мне хотелось в их мир! Пусть выдуманный, пусть идеализированный. И неправда, что он невозможен. Нужно просто очень хотеть и очень стараться. В школе все зависит от учителя, значит, теперь и от меня.

А у меня все обязательно получится!

21 августа

Дали кабинет. Если в двух словах: полный разгром. Но, как сказал директор, не кабинет красит учителя, а учитель — кабинет. Явно дежурная острота. Подхихикивать не стала, и директор моментально потерял ко мне всякий интерес. Но пару старшеклассников в рабство все-таки откомандировал. Завхоз выделила несколько банок грязно-синей краски. Для тюремных камер — самое то. Остальное дала указание докупать самой, посоветовав: примешь класс — сразу отбивай деньги. И рассчитывать с походом: отдадут не все, обязательно найдутся и жмоты, и неимущие.

Мебель, кажется, собрана та, что уцелела после мировой войны. Потом выяснилось, что уже работавшие учителя получили новые парты и шкафы и все старье распихали по классам молодых.

Кстати, приняла первые соболезнования: мои классы — самые тяжелые в параллелях. А мне-то М. Д. говорила, что вести сразу в шести-семи классах хоть и проще (подготовка-то одна), но неинтересно — твердишь как попка… Выходит, и с классами, и с кабинетами — забирай, Боже, что нам не гоже…

25 августа

Не писала, приходила и — падала. Красила кабинет. Конечно, не той синей глиной, что дали. Нельзя столько времени проводить в убожестве. Решили с мамой раскошелиться и купить белую краску. Добавила немного дармовой — получился цвет белесой небесной выси. Нарисуй легкие облачка и пари целыми днями! Не знаю, сумею ли вернуть деньги, но даже если нет — не очень жалко. Для себя же делаю.

27 августа

Сегодня впервые сидела на педсовете. Все очень серьезно: планирование, аттестация, учебный план…

Представили новеньких. Нас четверо, только-только после института. Парней, естественно, нет. Директор выразил глубокую уверенность, что со временем мы станем гордостью их (ты что? нашего!) сплоченного коллектива, а пока призвал опытных педагогов нам помогать. Я уже эту заботу испытала, спасибо…

Хорошая новость: приезжает дядя Витя! Я, конечно, давно не маленькая девочка, но ведь и взрослые любят подарки. А дядя Витя — человек-праздник. Жаль, нельзя добавить «который всегда со мной». Зря все-таки мама за него не вышла. Мы об этом разговаривали только однажды, я уже училась в институте. Сначала она долго переживала предательство отца, потом я начала болеть, и мама считала невозможным повесить на кого-то свои проблемы. Потом боялась — вдруг у нас не сложатся отношения, у меня как раз был переходный возраст, потом он уехал в заграничную командировку… А когда она наконец решилась, поезд скрылся за дальним поворотом: дядя Витя оброс семьей, жена и два маленьких белобрысых оболтуса его просто обожают.