«Меня всегда распирает на жор, когда предстоит неприятный разговор», — бежала мысль, пока Элла тыкала вилкой яичницу.
Дождавшись, когда Сёма закинет хоть пару кусочков еды, во имя собственной безопасности, девушка решила перейти к тактичному наступлению.
— Василиса и Якин уже отпраздновали третью годовщину… Представляешь? — Онп решила начать с небольшого введения.
— Быфстро лефтит фремя, — ответил с полным ртом Сёма, прикидываясь дурачком. Ему не хотелось разговаривать. Он кайфовал от еды.
— Ага, вроде только у ЗАГСа поздравляли.
— А-а-га-а, — с каждой вилкой он понимал, что на сытый желудок проще ругаться.
— И как кольцо на палец Якину не налезло, помнишь?
— А-а-га-а, у Васили-исы в тот момент такое лицо-о бы-ыло, — криво ухмыльнулся парень, понимая, что его вот-вот накроет цунами из женской истерики.
— Какое? Влюблённое?
Сёма закашлялся, когда тема скандала была обозначена и подчеркнута красным маркером. Нужно быстро ретироваться, облить противника бензином и поджечь, чтобы в глазах Эллы всё перестало казаться столь радужным и прекрасным. Он не был мастак в таких делах. Вообще вести диалог — это не его сильная сторона.
— Подумаешь, служебный роман. Про таких говорят: «Она ему встретилась, а он ей попался». Эта твоя Василиса — барракуда. Охмурительница — цензурно выражаясь. Ты думаешь, на тот момент она больше ни с кем не встречалась? Не поверю! Такие, как она, влюбляться не умеют. У неё на лбу написано: «Холодный расчёт. Сплю за деньги».
Элла застыла с вилкой в руках. Столь эмоциональным своего парня она видела очень редко. Пристально на него смотрела, пытаясь понять какая фраза вызвала в нём такой бурный отклик.
— Ты же у меня не такая? Штампы, платье, гости — прошлый век. Нам в этой квартирке и так хорошо, — продолжал Семён в надежде, что его девушка, после бурной полемики, горделиво поведёт плечиком, улыбнётся в ответ и потреплет его косматую голову.
Но на кухне воцарилась долгая пауза. Элла опустила глаза и что-то долго рассматривала в тарелке. Сёма решил, что буря уже миновала и можно дальше спокойно предаваться пищевым радостям.
— Хочешь добавки, или я могу всё сам съесть? — спросил он, как ни в чём не бывало соскрёбывая остатки пищи со сковородки.
Элла медленно подняла блестящие, полные слёз глаза и дрожащим голосом ответила:
— Хочу… Хочу! Хочу замуж! Хочу кольцо на безымянный палец! Себя хочу увидеть в свадебном платье. Красивом! С голой спиной! И чтобы ещё по полу волочился белый длинный шлейф! Хочу! Хочу, чтобы мама на свадьбе рыдала, обнимая отца. Чтобы говорила, какая я у них красавица. Хочу, чтобы ты нёс меня на руках через мост! Самый длинный. Не потея и не матерясь, а легко, как пушинку. Хочу, чтобы я знала, что дома меня ждёт с тёплым ужином муж и дети! — Элла не выдержала, закрыла лицо руками, плечи задрожали, и она шёпотом добавила: — Хочу, чтобы я была не последней из нашей банды подруг, которая выскочила замуж.
Очень ждала чтобы в этот момент мужчина встал со своего места, развернул к себе и обнял. Но увы, этого не случилось. Семён сидел напротив и смотрел молча.
«Сколько можно разглядывать, как я плачу? Тушь уже всю размазала, нос покраснел. Волосы эти бесят, прилипли и мокрые, как сосульки», — думала Элла.
Он не понимал, зачем плачут женщины: «Чёрт! Как это выключить?» Когда от них с матерью ушёл отец, мама долго плакала. И когда Сёма с ним шёл встречаться, она всё равно плакала: «Странная какая-то, всё ей было не так, он же исправно платил алименты».
— А мы с Бастой разве тебя не ждём? Чем мы тебе не дети? — решил нарушить затянувшуюся тишину Сёма. Резко приняв в свою коалицию кошку, которая давеча была абсолютно чужим для него существом.
— А-а-а мужем кто будет? — заикаясь от слёз, еле выдавила из себя Элла. — Или я-я и лошадь, я-я и-и бык, я-я, чёрт возьми, и баба, и мужик? Семён, я устала! Ты мне просто скажи, что у нас?
— Что у нас? А что у нас? У нас всё хорошо. Это ты себя просто накрутила, — хлопая глазами, отпирался парень.
— Я себя накрутила! Серьёзно?! А может, это ты уже десять лет крутишь меня вокруг пальца?!
Она вскочила и стала расхаживать по кухне, размахивать руками в разные стороны, пока слова лились из неё бурлящим потоком. Она их сдерживала слишком долго, они вырывались, обжигали горло и душу…
— Вокруг какого пальца я тебя кручу?
— Вокруг безымянного Сёма! Бе-зы-мян-но-го. — Она тыкала в лицо нужным пальцем. — Десять лет! Десять лет, это тебе ни о чём не говорит?!