— Элла, ты не на уроке рисования, — объявил мистер Мак-Налти.
Элла, вздрогнув, глянула на него, и перевела взгляд на парту. Оказалось, что она, сама того не замечая, старательно рисовала на обложке учебника ангела, тщательно заштриховывая каждое перышко на его крыльях — и даже сама об этом не подозревала.
Весь класс обернулся, и уставился на нее.
Вот это Элла ненавидела больше всего. Все что угодно — только не быть центром всеобщего внимания.
Единственным, кто на нее не смотрел, был мистер Мак-Налти. Он отвернулся к доске, предоставив группе «Б» девятого класса созерцать его пропотевшую нейлоновую рубашку и жирный зад в залоснившихся брюках.
Класс ждал, затаив дыхание. Чем дольше молчал Мак-Налти, тем хуже обычно все заканчивалось.
В те десять секунд тишины Элла лихорадочно пыталась прикрыть рисунок, и найти нужную страницу в тетради.
— Я стою к тебе спиной, Элла.
Она не ответила.
— Элла Уоллис! — Мак-Налти приложил пальцы к вискам. — Есть тут кто живой? Кто-нибудь слышит меня на планете Элла?
Группа «Б» девятого класса покатилась со смеху. Этим утром мистер Мак-Налти был явно настроен позабавиться. Такое иногда случалось. Обычно, ближе к концу семестра. И хотя «макналтизмы» не казались смешными никому, кроме самого Мак-Налти, все смеялись — просто из благодарности, что сами не попали под обстрел его шуточек.
— Элла, я намерен поразить тебя могуществом своих ментальных возможностей. Я знаю, что ты рисовала, — поскольку видел, как ты двигаешь ручкой. Ты не писала, поскольку не шевелила в это время губами. Но что именно ты рисуешь, я не видел — поскольку ты прикрывалась локтем. Леди и джентльмены! Ценой невероятного напряжения серого вещества, Великий Мак-Налти сейчас ТЕЛЕПАТИЧЕСКИ проникнет в мысли Эллы Уоллис. Она рисовала… животное!
— Да, мистер Мак-Налти, — проговорила Элла. Это была неправда, но все остальные уже приняли участие в шутке, а она слишком боялась идти против всех.
— Это… это домашнее животное! И это животное… образ несколько расплывчат… но не забывайте, мы ведь говорим о мозгах Эллы Уоллис… это животное — кот!
— Да, мистер Мак-Налти.
Мак-Налти повернулся к классу, и оскалил крупные желтые зубы в довольной усмешке.
— Можете аплодировать!
Раздались аплодисменты.
— Как же мне удалось совершить сей беспримерный подвиг телепатии? Кто верит в то, что я прочел мысли Эллы? Поднимите руки!
Около половины класса подтвердило, что верит в психическую мощь мистера Мак-Налти.
— А кто думает, что я видел рисунок? — Другая половина подняла руки. — С такого расстояния? Да еще когда она так сгорбилась над своей картинкой? Невозможно! Но… НО! Я говорю вам здесь и сейчас, и лучше бы вам об этом не забывать, как бы ни старались убедить вас в обратном всякие гипнотизеры и телевизионные чародеи, — никакой телепатии не существует! Я не читал мыслей Эллы. Что я действительно прочел… так это ее домашнюю работу!
Мистер Мак-Налти пошарил в ящике стола, и вытащил оттуда кипу листов.
— Сочинения за понедельник, все проверены, ни одной оценки выше четверки… опять. Лучше всех написал Ричард, так что ему полагается приз. Ричард, можешь раздать работы, — и он обернулся к еще одной мишени сегодняшних «макналтизмов», протягивая листы. — От вас требовалось составить список Того, Что Вы Любите Больше Всего, с аргументацией, разумеется. Я полагал, что одиннадцать — вполне подходящее число для такой цели, — и он нацарапал цифру «11» на доске. — Хорошо, что мы с вами не на уроке математики, так как оказалось, что почти никто не умеет считать до одиннадцати. Элла Уоллис умеет, надо отдать ей должное: она таки действительно умеет считать до одиннадцати! Я был столь впечатлен, что даже запомнил все одиннадцать предметов любви Эллы. В обратном порядке это выглядит так… Элла, поправь меня, если я перепутаю… хотя я не перепутаю! Итак, номер одиннадцать — лягушки; номер десять — дельфины; девять — дикие кролики; восемь — попугаи; семь — тропические рыбки; шесть — жирафы; пять — садовые птички, типа малиновки; четыре — лисицы; три — домашние птички, особенно волнистый попугайчик тетушки Сильвии, Туту. На втором месте — собаки. Видимо, все собаки без исключения. И, наконец, номер первый. Больше всего на свете Элла Уоллис любит кота по кличке Рэмбо!
Теперь смеялись немногие. Это было уже чересчур. Элла низко опустила голову, платиновые пряди занавесили ее лицо.
Однако мистер Мак-Налти был слишком вдохновлен собственным блестящим выступлением, чтобы останавливаться на полдороге.
— И какой же мы сделаем вывод из перечисления любимых вещей Эллы? Ричард? Еще кто-нибудь?
— Это все животные, мистер Мак-Налти.
— Точно! Ни малейшего разнообразия, не так ли? Мне бы хотелось увидеть чуточку больше воображения, мисс Уоллис. Ну, например, так: «Одним из моих любимых занятий является рисование — тогда, когда мне надо бы повнимательнее слушать мистера Мак-Налти». Намек понятен, Элла?
В общем молчании тоненький голос Эллы зазвенел, как стальной колокольчик:
— Да, мистер Мак-Налти!
Странное дело, он даже не дрожал.
Может быть из-за того, что теперь никто не решался пялиться на Эллу, Мак-Налти наконец осознал, что слегка перегнул палку. Он попытался выкрутиться из ситуации:
— Мы здесь занимаемся серьезным делом. В следующем семестре я объясню, как мне удалось не глядя рассказать содержание работы Эллы; наша память — весьма могущественный инструмент, если как следует ее тренировать. Мы используем всего десять процентов своего мозга — это говорил Альберт Эйнштейн. Но телепатия — это всего лишь мошеннический трюк. С этим все ясно?
На мгновение Элле удалось уловить поток мыслей Льюиса Мак-Налти. Она не пыталась доказать, что он неправ, — она даже головы не подняла, но просто ей вдруг стало понятно, о чем он думает. Она ощутила это, как волну запаха от чужого тела, или попавшие на лицо брызги слюны.
Такое порой случалось. Она всегда чувствовала, что люди собираются сказать. Она видела образы, которые видели другие, и слышала слова, которые они не решались произнести вслух. Чужие эмоции иногда пробегали сквозь нее, подобно дрожи. Не то чтобы она чувствовала так же, как другие, — но одна-две капли квинтэссенции чужих жизней нет-нет да и попадали в ее душу.
Она не думала об этом как о телепатии. Она вообще об этом не думала — для нее такое было в порядке вещей, примерно как различать слова, произнесенные вслух.
Мысли мистера Мак-Налти отдавали горечью. Они пахли скукой. Раздражением — оттого, что вокруг так много юнцов, и болью — за свою собственную утраченную юность. Одиночеством. Страхом показаться смешным. Эти ощущения длились всего пару секунд, а потом исчезли.
Элле ужасно хотелось, чтобы урок поскорее закончился. Она вцепилась в свой учебник, жалея, что не может прямо сейчас захлопнуть за собой дверь класса.
В коридоре снаружи раздался грохот и звон бьющегося стекла, исторгнув испуганные вопли из тридцати семи глоток группы «Б» девятого класса.
Глава 4
Холли сказала:
— Я думала, это бомба.
Из-за бристольского акцента, такого же, как у Эллы, любая сказанная ею фраза звучала как вопрос.
— Я подумала, что это, типа, ИРА?[4] Я решила, что мы все сейчас умрем! — и Холли хихикнула.
Элла, Холли и Флора Седжвик стояли у экспозиции «История развития транспорта в Бристоле» в лекционном зале средней школы Сент-Джонс-Лейн, Бедминстер. Первой в расписании после большой перемены была география, последний урок перед рождественскими каникулами. Ради такого случая миссис Хайд собиралась показывать слайды, которые она делала на протяжении двадцати пяти лет, запечатлевая перемены в жизни Норвегии. Поэтому они собрались в зале, где стоял единственный в школе проектор, и поджидали ее.
— Мистер Эванс сказал, что это не могло случиться само собой, — продолжала Холли. Мистер Эванс был школьным уборщиком. — Он сказал, что кто-то, наверно, бросил камень, но ведь никто не бросал, так? Да и не мог бы один камень расколотить все эти стекла.
4
ИРА — Ирландская Республиканская Армия (Irish Republican Army) — военизированная группировка, выступающая за полную независимость Ирландии, воссоединение с Северной Ирландией, входящей в состав Великобритании. До 2000 г. часто использовала теракты как средство политического воздействия. В настоящее время отказалась от них.