— Уговор, — с радостью ответствовал Анаксимндр, протягивая руку, и тут же проворчал: — Ножницы завтра принеси, волосы да бороду подстричь.
Друзья
Старуха пекла лепёшки, варила кашу, хозяин и работник пили в меру разбавленное вино.
Осушив вторую чашу, Писандр посмотрел на гостя, блеснув в отсветах пламени очами, молвил с просительными интонациями в голосе:
— Сказывал ты, что грамоте добре разумеешь. Будь другом, уважь старого вояку, почитай из Эсхила про персов.
Гость поскрёб возле уха, посмотрел в черноте ночи млечный след, коий оставила разгневанная богиня.
— Я готов доставить тебе радость, старче. Всю трагедию не помню, но место, где гонец рассказывает царёвой матери про Саламинский бой, заучил наизусть. Сейчас начну, дай только припомнить.
Глядя поверх крыши лачуги на хвост Волопаса, Анаксимандр продекламировал:
Старик наполнил чаши, одну из рук в руки передал гостю. Когда тот хорошим глотком вернул свежесть горлу, похвалил:
— Ай, молодец! Хорошо читаешь, как по писанному. Так и было, так и было. Много персидских вождей нашли себе могилу в Саламинском проливе. А ещё, что помнишь?
Анаксимандр сделал ещё глоток. Жена пастуха, управившись с варевом, поставила перед мужчинами тарелки с кашей, стояла у стола, сложив на животе руки. Не часто доводилось ей слушать стихи, да ещё писанные не о деяниях богов, а о подвигах смертных.
— Атосса, мать Ксеркса, спрашивает у гонца, как завязался бой, и вот что тот рассказывает:
Когда чтец дошёл до слов:
Писандр подскочил на лавке, ударил кулаком по столу, воскликнул:
— Говорил я тебе, не могли мы не победить в том бою. Ну, давай, давай дальше.
Анаксимандр допил вино из чаши, закончил чтение. Писандр посидел некоторое время молча, неожиданно вскочил, устремился в лачугу. Старуха, жена его, посмотрела вслед, покачала головой.
— Ну, развоевался старый, — обратилась к гостю: — Ты ешь, ешь. Вон сколько работы исделали. А то мой вояка и поесть не даст.
Не успел Анаксимандр проглотить и пары ложек, как в дверях лачуги появился её хозяин с длинным предметом в руках. Быстрые движения, волнение вызвали у старика одышку. Переведя дух, положил предмет на стол. Гость, едва старик достиг освещённого пространства, догадался, что за предмет тот держал в руках, и недоумевал, к чему бы это? Отдышавшись, Писандр молвил:
— Прими, друг Анаксимандр, в дар от меня меч. Потешил ты стихами душу мою. Спасибо тебе.
Растроганный Анаксимандр развернул холстину, вынул из ножен короткий лакедемонский меч. Оружие находилось в хорошем состоянии, хоть сейчас в бой.
— Спасибо, Писандр. Хотя я человек мирный и не любитель оружия, подарок твой принимаю с радостью и благодарностью. Кто знает, как судьба сложится, вдруг да доведётся быть тебе в Милете, так знай, в мой дом приходи, как в свой.
Молвил и подумал, что скорее теперь умрёт, чем позволит вдругорядь надеть на себя цепи раба. Слова его тронули сердце старика, и тот вновь вошёл в дом. Вернулся оттуда с двумя черепками и стилем. Протянув один черепок гостю, произнёс прочувственно:
— По сердцу ты мне, Анаксимандр. Ты для меня не раб, а свободный человек. Если дружбой неграмотного геомора не брезгуешь, будем друг другу гостеприимцами.
Анаксимандр взял из рук старика стиль, нацарапал на своём черепке, что он, такой-то и такой-то, является гостеприимцем Писандра, сына Креонта, афинянина. Писандр принял черепок, нацарапал на своём соответствующую надпись, подал гостеприимцу, разлил в чаши остатки вина из кратера.