Приближался день отъезда, и закуролесил Зефир, отгородив Аттику напором ветра, длинными, ревущими валами. Пахет злился, с утра до вечера поминал демонов, ворон, собак, тартар.
Второй день мужчины обедали в одиночестве, Архедика занемогла. Пахет ворчал и сокрушался:
— Хотел её, бедняжку, в Афины взять, праздник бы посмотрела, в шествии прошла, у ювелиров бы, златокузнецов побывала, выбрала бы чего-нибудь, воспоминаний на целый год хватило. А теперь и не знаю, ехать ли самому? Она, сердобольная, уговаривает ехать. А сама сегодня врача звала. Толку от этих врачевателей, что с козла молока. Весь столик снадобьями завалил. Толку-то! Денег прорву запросил, — пожевав губами, фыркнул недовольно: — Эти врачеватели бабьими капризами кормятся. Что мойры соткали, то и выйдет, и никакое лечение ничего не изменит. Понятное дело — на войне: кровь остановить, стрелу вынуть, рану заживить. Нешто знают, что в чреве человеческом делается? Про дурную кровь, воды толкуют. Дурную кровь и цирюльник пустит.
Анаксимандр возразил:
— Всякому человеку жить хочется. Пока здоров, болезни не одолевают и врачеватели не нужны. А как скрутит, поневоле забегает, — отхлебнув вина, сменил тему: — Так ты едешь в Афины? Рабам отдых дашь? Всё-таки Великие Дионисии, всякий человек приходу Диониса рад.
— То человек, а то человеконогий. Нешто у них душа есть? Одна забота — брюхо набить, да на боку поваляться, ничего божественного и в мыслях не держат, так и скотина живёт. — Как обычно, окончательного решения сразу не высказал. Анаксимандр, дабы не вызывать недоумения заботами о чужих рабах, не настаивал. — Не знаю, ехать ли, не ехать. Посмотрю. Ещё и жена некстати расхворалась. Обидно будет не попасть в это время в Афины из-за непогоды. Глянь-ка, что делается, зефир вовсю разгулялся, через Эврип не переправиться. Ну, да ещё три дня в запасе, поди-ка угомонится.
С полдня следующего дня Зефир, решив, что достаточно помучил смертных, утихомирил ветер. Ночью в высоком небе, густо прочерченном каплями божественного млека, ярко блистали звёзды и пуще всех шестеро Атлантовых дочерей. Наутро гавань зашумела. Не менее полусотни галер наперегонки помчались к аттическому берегу. Кто держал курс на ближайшие порты, большинство же, сокращая сухопутный путь, направлялись в Пирей. На одной из галер находился и Пахет, сопровождаемый Локром и Сиртом. Состояние жены улучшилось, и книготорговец благосклонно позволил себя уговорить не беспокоиться о здоровье супруги, побывать на празднике и совершить торговые дела.
Разоблачение
Анаксимандр велел домоправителю сменить постель, подстриг бороду, волосы, после омовения умастился душистым маслом и полночи не сомкнул глаз, поджидая любовницу. К его разочарованию, ожидание оказалось напрасным. Днём он всего лишь разок видел Архедику, та даже не удостоила любовника взглядом. Анаксимандр находился в смятении, ничего не понимал, поведение любовницы ставило в тупик своей непредсказуемостью.
Пришла Архедика в ночь накануне праздника, в руках держала кувшин и чашу. Поставив их у ног, села рядом с Анаксимандром, окутав возлюбленного знакомым, но неведомым запахом.
— Мой придурок учудил. Велел рабыне спать в моей комнате на случай, если вдруг среди ночи мне станет дурно, и днём приглядывать за мной. Мне и было дурно, да совсем по другой причине, кое-как избавилась от дурёхи. Ну, ничего, сейчас наверстаем, — сказала откровенно, обвив шею Анаксимандра, прижалась обнажившейся грудью, куснула ухо. — Ты тоже измаялся, бедненький? Ждал меня?
— Полночи не спал, — признался любовник, чьё тело трепетало под действием чар.
Обняв любовницу, прильнул к устам, пытаясь увлечь на постель. Архедика, насытясь поцелуем, поставила на колени Анаксимандру чашу, велела держать, налила вина.
— Пей!
Взяв чашу обеими руками, Анаксимандр сделал несколько глотков. Такого вина пить ему не приходилось. Вкус был приятным, он отпил ещё.
— Оно же неразбавленное, — сказал, передавая чашу женщине. — Что за вкус? Никак не пойму.
Архедика коротко хохотнула, выпила немного, вернула чашу.
— Смесь белого лесбийского и тёмного наксосского, — и загадочно добавила: — С примесью пряностей, они нам помогут. Бабье счастье коротко, а я хочу насладиться вполне.
Откровенность любовницы в жажде чувственных наслаждений не коробила, Анаксимандр в эти мгновения находил её вполне уместной, хотелось самому признаться в чём-нибудь эдаком. Любовный пыл мешал соображать, торопил, руки зачем-то держали чашу. Поднеся ко рту, влил в себя хмельную жидкость.