– Ну, подвесить их получится, а на стене можно нарисовать ветви, и много-много цветных птиц.
С вновь пробуждённым воодушевлением они начали по-новому отбирать будущие украшения для комнат принца.
III. Далёкие страны и смех друзей
– Это всё только ради тебя, если не начнёшь следить за собой сейчас, со временем будет становиться только хуже.
Никто не спрашивал, но она была совсем иного мнения. Небольшое искривление в позвонках и напряжение в плечах не были такой большой проблемой, из-за которой правда стоило терпеть эту боль. Джессика сидела рядом в кресле, одетая в мягкое платье широкого кроя, почти халат, и откровенно наслаждалась комфортом. Листала книжицу, кажется, совершенно не интересуясь сюжетом.
– Будет тебе, просто оставь её. Скоро она снова воспрянет духом и тебя не будет мучить совесть.
Манфорт опять принялся разминать мышцы, уже не так сильно, да только Берилл это никак не утешало. Она закусила зубами край простыни, застеленной на столе, на котором она лежала, подставив спину широким сильным рукам. Обнажённая кожа горела, было так больно, что из глаз сами собою лились слёзы. Манфорт замедлил движения, искусные руки теперь легко поглаживали – красивые руки, умелые, и, наверное, они дарили бы совсем другие ощущения в иной ситуации, но она уже решила. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах.
По правде, она заплатила бы вдвое больше, если бы они провели это время за дружеской беседой, но разве можно было скрыться от тёмных медовых глаз своей спутницы. Уж Джесс проследит за лечебной процедурой с поразительно холодным и непреклонным видом.
– Что, закончил?
Девушка отложила чтение и поднялась, осматривая проделанную работу.
– Какая красная. Когда следует повторить процедуру?
Обречённый вой застрял в горле. Берилл едва дышала, куда уж подниматься – измученное тело не желало двигаться, и, приняв решение, она продолжила лежать неподвижно и молча. Ненадолго её оставили одну, тишина легла на плечи, обвила шею, запуталась в волосах, и тонко звенящий в ушах не-звук унял слёзы боли. Но тут в комнате вновь раздались шаги легче и тише шагов Джессики, человек приблизился к столу, а на спину Берилл опустилось смоченное водой прохладное полотенце.
– О, хвала Прародителям! – не своим голосом проговорила торговка, открывая глаза. – Ах, Люсиль, и тебе хвала!
Боль притихла, и даже руки ожили. Наконец можно было немного сменить положение. Девочка присела на корточки перед столом, на котором полуобнажённую торговку разминали и раскатывали.
– Так ведь хуже не будет?
– Нет, будет несоизмеримо лучше. Уже, собственно. Спасибо.
Лицо Люсиль покрыл еле заметный и нежный румянец, из глубин глаз на свою госпожу смотрело само добро. Только любоваться на него времени не было.
– Беги быстрее, – шепнула Берилл с благодарной улыбой на лице, – а то кое-кто будет не слишком доволен такими поблажками.
Полотенце быстро нагрелось и перестало дарить облегчение, Люсиль забрала его и быстро юркнула за дверь, а Берилл вернула телу изначальное положение.
В комнату снова зашла Джессика.
– Когда снова думаешь отплывать? Смотри, уже легче, правда? И краснота проходит. Так… о чём я? Да, Эстебан говорил, что ему не приходилось раньше проплывать через Зелёные воды, кого наймёшь вместо него?
Помощница стянула с ног укрывающую ткань, присела на край стола и вылила немного бальзама на ей спину, растирая. Воздух наполнил запах трав – густой, тягучий.
– Корнила. Скорее всего.
– Этого старика? Почему не Эрика? С ним и команду нанимать не придётся.
– А вот почему, Джесс: ты знаешь, что отец мой плавал именно с Корнилом, он знает линию берега так же хорошо, как линии на своей ладони. Они, помнится, закупали тёмное дерево лет десять назад, ну, когда наши богачи решили, что этот тон наиболее престижен; так вот: Корнил прекрасно владеет языком, осведомлён о нравах и обычаях и был там относительно неда... ай! Тише ты… – Джессика сильно провела сухим полотенцем, снимая с кожи лишний слой состава. – Нам легче будет ориентироваться в городе, не ходить-узнавать-изучать, всё-таки не хочу там долго оставаться.
Предчувствие её не обмануло – почти необременительная "разведка" в привычных и любимых западных землях была лишь каплей в море. Обеспокоенный король вновь просил об услуге, но теперь её связал не приказ, а ненавистное чувство ответственности и любовь, воплотившиеся прямо из воздуха и крепко впившиеся в плечи. Стоило только ненадолго смежить веки, как утренние воспоминания оживали.