– Именно это и делает дар таким желанным для многих. Владеющий им не теряет близких в полном смысле этого слова. Для него нет ничего безвозвратно потерянного.
Съёжившись от холода, она поднялась с навесной кровати.
– Я хочу выйти. А то мне начинает казаться, что это всё, – она обвела внутренне обустройство шатра взглядом, – тоже что-то нереальное.
– Тогда я...
– Послушай, – ей в голову неожиданно пришла странная мысль. Она не смогла не спросить: – А разве это не проблема для эльфов? Хвататься за прошлое в случае потери, бесконечно возвращаться к тому, чего нет? Во ты... а ты... я не помню, чтобы раньше ты погружался в прошлое. Тебе не хотелось там оказаться?
– Нет. Ведь в настоящем у меня появились вы, – и прежде чем она успела выразить своё смятении звуком ли, взглядом, он сказал: – Я принесу вам подходящую одежду.
И эльф вышел из шатра. Холодное дуновение коснулось голых лодыжек Элен. В смущённом жесте она обняла себя дрожащими руками, а потом открыла сундук со своими вещами.
"Как странно. Вот же мои вещи, я могу надеть их".
Но эльф уже вернулся с сапогами с меховыми отворотами и лисьей шубой. Значит, переодеваться полностью он ей не предлагал. Всё ещё смущённая его непонятными словами, Элен обулась и накинула шубу.
– А зачем это всё? Там, в сундуке...
Она вышла из шатра и зажмурилась. Снег отражал свет, ослепляя. Элен заслонила глаза ладонью, она не могла ничего видеть из-за этого света.
– Сожалею, миледи, но ваш костюм теперь не сможет служить вам так же, как раньше.
"Почему?" – хотела она спросить, но опустила руку и оказалась в каком-то совершенно ином мире. Мире, где живут эльфы.
Деревья были белыми от снега и льда, было прозрачным серое небо, дарящее рассеянный свет укрытого в пелене тонких одеял облаков солнца. Белой была земля. Белыми казались эльфы в светлых одеждах, собравшиеся у других шатров и у костров. Только эти костры и, может, виднеющаяся из-под снежного покрова тёмная кора выделялись в этом белом мире, служа ориентирами.
– Вам лучше подойти к огню, так вы не замёрзнете.
И принцесса поняла, почему она больше не сможет использовать одежду в сундуке – она больше не поднимала головы, чтобы смотреть Эвиэлю в глаза, они были на одном уровне. Каким-то непостижимым образом Элен вдруг стала такой же высокой, как и её телохранитель.
(стилизованная иллюстрация – увиденная Элен сцена из прошлого)
XXIV. Замыслы праведников и заносчивость юных
Пристанище смиренников, белый куб, с верхней стороны которого одержимые сбрасывали снег, искрился на солнце. Берилл резко выдохнула и растянула губы в самой нахальной, самой вульгарной улыбке, которую только могла изобразить. Подняла голову выше и вошла в убогий храм. Вошла одна и не придержала дверей специально, чтобы они как следует грохнули о стены. Чтобы быть как можно заметнее, как можно ярче. Она расстегнула застёжку плаща, скрывающего богатое платье, отбросила его в сторону. Она знала, что её поймает Рам, усердный мальчик, который недолго будет ходить в младших помощниках. Рам остался у порога, а Берилл направилась к центру, где над толпой фанатиков возвышались Прародители. Десятки недоброжелательных глаз впились в неё.
– ... как хочет родитель видеть дитя своё послушным, смиренным и порядочным, так и Начала наши видеть в нас хотят то же послушание и то же смирение. И чтить Прародителей мы должны не из-за страха перед наказанием, но из-за бескрайней нашей любви к ним.
Глава наставников продолжил проповедь, не обращая внимания на то, что большая часть "смиренных" уже и думать забыла о его словах. Их больше удивляло и возмущало то, что они видели: нерадивую покойницу с наглой ухмылкой. Подумать только, даже утонуть не смогла!
Знали бы они, как приняли её владыки востока, и вовсе бы разъярились.
– Беды, что обрушиваются на наши головы, совсем не кара, как многие думают. Нет, это лишь следствия наших дел. Отступничество – вот, что достойно жестокой расправы, следующей за справедливым судом. А наши ошибки можно исправить. Исправить, взять в свои руки наши жизни и судьбы, восславить наши Начала и тем самым вежливо пригласить их в этот мир. Растроганные, они явятся перед нами и прольют на землю свой благословенный свет.
Конец произвёл куда меньший эффект, чем должен был, смиренники не склонили голов, не начали воспевать своих высоких покровителей, что должно было, конечно, тех поторопить. Берилл сложила руки у сердца, сплетая пальцы, словно бы сама молилась. Но поганую улыбку с лица не стёрла даже намеренно смиренная поза.