А потом, когда Берилл сморил сон, Элен накрыла её шкурами, погасила огонь кострища и приоткрыла полог шатра. В новой обретённой уверенности она мыслями устремилась к своему рыцарю, верному Эвиэлю. И тот пришёл почти тут же.
– Вы чего-то хотели? Или госпоже Берилл что-то надо?
– Возможно ли, чтобы пару дней мы жили в одном шатре? Потом мы уедем. Хватит, долго ждали, я совершенно потерялась в этом месте. А время идёт, надо действовать. И я уже знаю как.
– Я рад тому, что вы пришли в себя.
Элен даже в темноте видела, что эльф улыбается.
– Я тоже этому рада. И... не мог бы ты послушать, что о нас говорят? Кривотолки мне не к чему, но отныне пусть знают все, что она находится под моим покровительством. Теперь она часть моей семьи. Поэтому я думаю, что нужно будет кому-то это объяснить.
– Я вас понял.
– Спасибо, Эвиэль. Прости, что мешаю отдохнуть. Ложись, хорошенько выспись.
Она снова оказалась в почти удушливом тепле. Сбросила наконец плащ и повела плечами, потянула руки, разминаемые пальцы хрустнули. Прислушалась к себе. Да, пора. А то она утонет здесь. А ведь есть что защищать и оберегать. Эллерион, отца, её братьев и сестёр. Маленького Серрента, что ей приснился, ведь она за него ответственна. Элен посмотрела на спящую Берилл. Завтра она расспросит её о том, что случилось. И самой ей нужно много чего рассказать, попросить совета.
К девушке словно вернулась жизнь, наполнила всё тело, сделало его гибким и сильным. Странно, что Тауретари всё же разорвала связь эльфов и людей, она же видела их совместное будущее в том... другом Эллерионе, который напоминал сказку. Проблема не только в смешивании крови. Может, сердца эльфов слишком чувствительные, и безумный вихрь человеческих стремлений разрушает их. Но Элен нечего бояться, её сердце крепко кровью её отца и деда.
Надо готовиться к новой дороге.
XXVI. Надежды грядущих лет и утраченная первозданность
Берилл думала, что в это время и должна была вступить в свои права зима. Так было в прошлом году и позапрошлом. Примерно в это время холод приходил и три года назад. Немного задержалась годом ранее. Что делать с этой зимой, когда ждать её отступления? Она, если можно было говорить откровенно, уже сидела в печёнках.
Она порождала неуверенность.
Берилл ощутила это, когда по правилам эльфийского сообщества ей предоставили право на отмщение. Она бы отказалась, если бы это устроило Элен. Но её это не устраивало. С каким-то больным остервенением она, узнав о легкомысленно нанесённой обиде, обрушилась на головы своих... выходит, что сверстников. А это было до смешного глупо. Рута сказала так: справедливо будет, если обидчик смиренно примет любой удар, нанесённый обиженным. На этом и остановились. При многих свидетелях ясноглазый юноша преклонил колени и покаянно опустил глаза, вина его была вовсе не в том, что он посмел оскорбить приближённого к королевским особам человека, как было озвучено. Истинная вина была в гордыне и излишней самоуверенности. Которые, в свою очередь, брали своё начало из неправильного воспитания. Эльфы, как было видно, воспитывать молодняк не умели, разучились. Забыли, что неопытным и малым требуется больше объяснений, сказанных простым языком. Что детям нужны первые истины, а не загадки и многозначительное молчание, которые те ещё не умели понять.
"Кругом одна глупость," – подумалось ей тогда. Мальчишка выглядел так, будто любой удар готов был принять с достоинством, не потеряв лицо. Она смотрела сверху вниз на светлое лицо и не знала толком, что нужно сделать. Что было бы правильно сделать. А всё бесова зима, которая выжимала все жизненные силы!
Простояв в тишине добрых три минуты, она подошла к эльфу и, приняв решение, отвесила ему подзатыльник. В её занесённой руке не было достаточно сил, чтобы причинить боль, но, в конце концов, вышло неплохо. Мало что могло бы пристыдить его лучше, чем эта затрещина. Тишину нарушил только один приглушённый смешок. Тут попробуй только сохранить прежний самоуверенный вид, при таких-то обстоятельствах. Но ничего, в следующий раз он будет думать головой, а не зудящим эго.
Но это всё было таким незначительным, что почти сразу произошедшее вылетело из головы. И нужно было снова подниматься на ноги и садиться в седло. Берилл чуть не взвыла. Мало того, что столько времени она потратила на тяжёлую дорогу, и снова нужно было ехать. Ехать обратно! Что за издевательство, почему всё складывалось так отвратительно нелепо? Драгоценное время уходило песком сквозь пальцы.
Засаленные волосы вились круче и путались. При активных движениях на утеплённом теле выступал пот, который потом холодил, а спать долго не получалось из-за дрожи и стука собственных зубов. Иногда было так зверски холодно, что хотелось прыгнуть в огонь. Да и снились в такую морозную погоду только кошмаров. То подземные комнаты с мучимыми пленниками, о каких рассказывала Элен, то мёртвая, но противоестественно движущаяся, хрипло дышащая Лана. Иногда снился свет, бьющий из открытых настежь высоких дверей в беспроглядную ночь, в темноте которой Берилл хотела спрятаться. Но свет в конце концов охватывал её целиком, обездвиживал и ослеплял. Никакой благодати она не испытывала, только страх.