В последний день сборов торговка смогла походить по стоянке эльфов, и столкнулась с матерью Белегриэль. Сперва она решила, что это Элен сидит в одиночестве, отвернувшись спиной ко всем, и она даже тихонько пробовала позвать девушку, пока никого не было рядом, и спросить, почему это она сидит без дела. Фигура оставалась неподвижна и нема, и Берилл пришлось преодолевать толстый снежный покров, чтобы понять: это была вовсе не Элен. Торговка чуть не метнулась назад, в минутной слабости перед лицом провидицы. Тауретари едва её заметила, немного вздрогнула, нахмурилась, но потом взглянула мерцающими глазами будто в самую душу.
– Микаль, – произнесла она. – Запомни это имя.
После чего снова уставилась вдаль. А Берилл поспешила уйти подальше. Словно из-за путаницы могло произойти что-то страшное. Но сказанное въелось в память, первые три дня дороги она то и дело вспоминала: "Микаль". Пыталась увидеть в этом какой-то смысл, крутила мысли и так, и эдак, разгадывая загадку. Кто этот Микаль? Она не помнила такого ни среди своих коллег, ни среди знакомых. Или это дворянин? Или капитан отряда? Какую роль он мог сыграть в их делах?
Один раз Берилл чуть не выпала из седла, так сильно её клонило вниз, так хотелось спать. С каждым днём всё мучительнее было закутываться в меха и просыпаться в полутьме холодного зимнего утра. И с каждым новым днём становилось всё хуже. Но чудеса тоже случались. Хотя по-началу никто не обрадовался метеле, но именно из-за обильного снегопада и колючего ветра Элен приняла нелёгкое для неё решение. Они возвращались на большаки, по которым переходили армия и телеги с провиантом, иначе бы они потеряли больше времени, расчищая дороги и пытаясь срезать путь где только возможно.
В первую же остановку, под крышей дома во владениях семьи Тарстов, она уснула на матрасе, набитом соломой. Ветер остался где-то за стенами, от очага распространялся по комнате домашний жар. Она даже не думала о том, где разместились все остальные. Её одолел крепкий сон, до жуткого напоминающий смерть. В таком сне до слуха спящего не долетают голоса, не тревожит сомкнутые глаза яркий свет, и прикосновения не чувствуются. Не ощущается собственное тело.
Но это тяжёлое покрывало полусмерти сдёрнул голод, терзающий живот, и кровь застыла в руке и ноге – она уснула на боку, подтянув колени к груди и устроив руку под головой, так и спала всю ночь, ни разу не пошевелившись. Конечно, тело мучительно скрутило, особенно болела рука, ею совершенно нельзя было управлять, даже пальцем двинуть не получалось, и шипя, Берилл проснулась. Оконца в доме были совсем небольшие, располагались высоко, и нельзя было сказать, что творилось на улице. Но вот что творилось прямо перед носом торговки, было понятно. И из-за этого она проснулась окончательно.
– Прародители и их дети... Элен, ты чем думаешь?
Рядом лежала девушка, накрывшись своим плащом. В полутьме блестели её тревожные глаза. Принцесса взглянула на Берилл, но почти тут же опустила ресницы. Кожа век была будто розовее, чем обычно, но в свете гаснущего пламени трудно было различить такие детали.
– Я не могла уснуть. Очень долго, – сказала Элен.
– Так ты не спала всю ночь? – уже не получалось напустить в голос злости и казаться сердитой, все потуги смела нежная жалость. – Убаюкать тебя? Давай убаюкаю.
Она, волоча обезвоженную руку по грубой ткани, пододвинулась к девушке. Ей ведь тоже тяжело. Всем тяжело. Ничего, ничего, думала торговка, разминая затёкшие пальцы и поглаживая серебрящуюся в темноте макушку. Это ничего.
– Я думала, – совсем тихо сказала Элен, и тем глуше был её голос, чем сильнее она прижималась лбом к плечу Берилл, – думала о том, что будет потом. Через десять лет, через пятьдесят или все двести. Всё, что было в прошлом, теперь кажется таким ребячеством. И... меня задело то, как говорила со мной Тауретари. Она болеет своей мечтой и хочет передать её мне. Сперва это злило, только теперь я думаю, что это прекрасная болезнь. Я хочу, чтобы под моей защитой была прекрасная земля мира, которую населяли бы доблестные существа. Чтобы им была чужда жестокость и холодность. Хочу, чтобы умиротворение и радость царили в их живых сердцах и чистых умах. Похоже на сказку, да? Несбыточное...