Все утро он по всем номерам пытался дозвониться до Элли, но безуспешно. Все линии были постоянно заняты. Это расстроило его. Он так хотел поговорить с ней: знать, что с ней все в порядке, услышать ее голос.
Чарльз повернул голову набок, наблюдая, как струйки воды медленно стекают по оконному стеклу. Юная медсестра заглянула в палату и, улыбнувшись, спросила:
— Вы что-нибудь хотите, мистер Тейлор?
— Нет, спасибо.
— Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
Она закрыла дверь и некоторое время смотрела на него через стекло. Он поднял руку и помахал ей, она улыбнулась и исчезла. Ему было очень непривычно в отдельной палате, но он смирился с этим.
Через несколько минут его одиночество было снова нарушено, на этот раз молодым человеком с приятным свежим лицом. На нем были лакированные туфли и рубашка в полоску. При виде доктора Чарльз почувствовал себя очень старым. Он улыбнулся и поздоровался с ним.
Юный доктор воровато оглянулся и быстро направился к кровати.
— Доброе утро, мистер Тейлор. Вы мистер Тейлор, не так ли?
Чарльз кивнул. Он ждал, когда молодой человек объявит причину своего появления.
— Мистер Тейлор, вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
— Нет, конечно, — Чарльз был удивлен необычным поведением доктора. Он ждал, что доктор начнет осматривать его, но тот сел на стул и что-то включил в своем кармане. Чарльз почувствовал опасность и протянул руку к звонку.
Молодой человек заметил это движение и решил действовать быстро, пока ему не помешали.
— Я хочу знать, мистер Тейлор, с чем вы связываете вашу отставку с поста лорда-мэра Лондона. Сегодня рано утром о ней сообщил городской совет. Связываете ли вы это с публикациями о вашей личной жизни?
Чарльз нажал кнопку. Кровь бросилась ему в голову и взорвала все его мысли.
Он впал в панику.
— Что за чертовщину вы несете? Кто вы? Что вы имеете в виду, говоря о моей отставке?
Он старался сдержать крик и стал задыхаться. Сердце снова дало о себе знать, и лицо его исказилось от боли.
Молодой человек встал и отошел от кровати.
— Ну, публикации о вашем гомосексуализме и вашем брачном контракте с личной секретаршей, — говорил он быстро, заглатывая слова.
Чарльз был захвачен болью, но продолжал бороться.
— Какого дьявола… Я не…
В эту минуту тихие ритмичные звуки монитора вдруг прекратились, раздался громкий высокий сигнал, а затем наступила тишина.
Напуганный и ошеломленный, молодой человек неловко повернулся, задел стул и на какую-то долю секунды замер, парализованный ужасом.
Затем он распахнул дверь и помчался по коридору. Он бежал, и слова «какого дьявола» преследовали его, а диктофон молча крутился в кармане.
Медсестра, заметив, что монитор Чарльза не работает, вбежала в палату и наклонилась над кроватью. Точными и быстрыми движениями она откинула спинку, отбросила подушки и, взглянув на Чарльза, закричала появившейся в дверях другой медсестре: — Остановка сердца! Зови реанимацию!
Пульса не было. Положив руки на грудь Чарльза, она начала делать массаж сердца.
— Один… два… три… — Она попыталась включить аппарат искусственного дыхания. В этот момент подоспела бригада реанимации. Медсестра облегченно вздохнула.
— У него коллапс. Я пробовала делать массаж сердца, но безуспешно.
Один из реаниматоров откинул голову Чарльза и легко ввел ему ларингоскоп в трахею.
Медсестра сжимала ему ребра.
— Остановитесь на минуту, — попросил реаниматор, следящий за приборами. На мгновение все замерли.
— Нет, он все еще в коллапсе, — проговорил доктор, взглянув на Чарльза, — нужен разряд в двести джоулей.
Он повернулся к аппаратуре, взял электроды и приладил их на грудь Чарльза.
— Прекрасно! Остановитесь. Снова разряд! Шок! — Бригада отодвинулась от Чарльза. — Двести джоулей. Остановка! Шок! — Тело Чарльза забилось в судорогах.
— Мы поймали ритм. Он учащается. — Монитор своим писком приветствовал возвращающуюся жизнь. — Он пытается дышать!
После нескольких секунд наблюдения реаниматор вынул из трахеи трубку и надел на лицо Чарльза кислородную маску. Второй реаниматор все еще возился с монитором, проверяя дозирование лекарств. Потом посмотрел на медсестру.
— Он работает в четвертом режиме.
— Нам нужно проверить его реакцию. До тех пор, пока не будет результатов, я не могу назначить стреп-токинез.
Медсестра одобрительно кивнула. Напряжение в комнате стало спадать, и врач с облегчением выдохнул.
— Хорошая работа. Каждый сделал все, что мог. — Затем взглянул на Чарльза, послушал, как он дышит, и, улыбнувшись, повторил: — Хорошая работа!
Элли сидела у кровати Чарльза, держа его за руку, и не отрывала глаз от белых простыней. Было тихо, слышался только шум работающего кардиографа.
— Чарльз, я…
Он сильно сжал ее руку, и она умолкла. Он не хотел слов — все уже было сказано. Взглянув на ее опущенную голову, неподвижное тело, он понял, что решил все правильно. Она была прекрасна, слишком прекрасна, чтобы портить ей жизнь.
Медленно, с горечью он прижал ее руку к своим губам и поцеловал прохладную, нежную ладонь, вдыхая легкий аромат духов. Потом закрыл глаза:
— Элли, ты будешь помнить то, что я сказал?
Она посмотрела на него дикими, испуганными глазами.
— Ты знаешь, как поступать. Я все оставляю тебе.
Он увидел слезы прежде, чем она успела отвернуться.
— Пожалуйста, Чарльз… Я не понимаю, — прошептала она. — Я не понимаю…
Элли посмотрела на вошедшую в палату медсестру и смахнула катящиеся по щекам слезы. Ее трясло. Чарльз отпустил ее руку, и она встала.
— Вы можете не уходить, миссис Тейлор. Я только переменю лекарство в капельнице.
Элли повернулась к Чарльзу, ее фиалковые глаза умоляли.
— Моя жена очень устала. Она поедет домой отдохнуть, не так ли, дорогая? — Он говорил тихо и казался очень спокойным.
Она кивнула и взялась за пальто. Элли никак не могла расстаться с его тяжелым кашемировым пальто: закутавшись в него, она чувствовала себя уютно. Она уже поворачивалась, чтобы уйти, когда Чарльз дотронулся до нее. Она подошла и прижалась к нему щекой. Он погладил ее по голове.
— О, мой дорогой ребенок… Ты сделала меня таким счастливым…
Она отстранилась и заглянула ему в глаза. Они были полны боли. Он поцеловал ее.
— А сейчас уходи.
Она выпрямилась и отошла от кровати. Медсестра принялась менять капельницу.
— Прощай, Элли.
Она вздрогнула:
— Я приду позже.
Он кивнул и улыбнулся ей. И она ушла.
Проводив ее взглядом, Чарльз посмотрел на медсестру. Она меняла лекарство и теперь сосредоточенно устанавливала дозу.
— Стрептокинез?
Она кивнула и улыбнулась:
— У вас прекрасные знания!
— Меня просветил старый друг, Джон Мэйкилэнд. Он рассказал мне кое-что.
— Ах, понимаю! — она закончила и встала. — Тогда он, наверное, сказал вам, что пару часов вы должны лежать смирно.
Чарльз улыбнулся:
— Да, он говорил что-то вроде этого.
Медсестра подошла к окну, чтобы опустить штору.
— Пожалуйста, не надо. Я хочу наблюдать, как уходит день.
Она оставила окно открытым.
— Вам еще что-нибудь нужно?
Чарльз покачал головой. Тогда она направилась к двери, но, испытывая странное беспокойство, оглянулась на него. Все было в порядке. Она ободряюще улыбнулась и покинула комнату.
Чарльз повернулся к капельнице и протянул руку к вентилю. Он не просто слышал о стрептокинезе, но точно знал его действие на организм. Полностью открыв вентиль, он откинулся на подушки, наблюдая, как лекарство вливается в вену. Довольный, он перевел взгляд на окно.
Чарльз смотрел на темнеющее фиолетовое небо. А потом закрыл глаза. Он запомнил этот цвет — цвет ее глаз, и сохранял в своей памяти, пока уходил. Он умер, когда ночь вступила в свои права.