В этом смысле соглашение в Трипарадейсе обозначило серьезный исторический поворот — от мечты Александра отказались те, кто были его наследниками по крови.
Антигон, которому было поручено отправиться в Анатолию для борьбы с Эвменом, сатрапом Каппадокии, осужденным другими сатрапами за преданность Пердикке, воспользовался этим, чтобы распространить свою власть на большую часть Анатолии. Он держал Эвмена в осаде в каппадокийской крепости, когда летом 319 года до н. э. умер старый Антипатр. У Антипатра был честолюбивый, энергичный и неразборчивый в средствах сын Кассандр, но, видимо, считая его слишком юным, Антипатр перед смертью назначил своим восприемником в качестве эпимелета при обоих царях, функции которого он исполнял после собрания в Трипарадейсе, старого многоопытного македонца, бывшего сподвижником Филиппа и Александра, — Полиперхонта. Не было ли само это назначение противозаконным: имел ли право Антипатр единолично избрать регента царской власти? Хотя армия безоговорочно утвердила этот выбор, у прочих диадохов он вызвал очень бурнук) реакцию. Против Полиперхонта, взявшего на себя заботу о царях и об управлении Македонией, незамедлительно была сформирована коалиция, как двумя годами ранее против Пердикки. В нее вошли Лисимах, Антигон, который из милосердия отказался уничтожить Эвмена и, предоставив ему свободу действий, вернул его территории, сам Кассандр, оскорбленный тем, что его отец предпочел другого наследника своих полномочий, и, наконец, Птолемей, надеявшийся с помощью этой кампании присоединить к своим египетским владениям Финикию, которая традиционно была защитной зоной фараонского Египта.
Чтобы противостоять стольким противникам, и особенно Кассандру, который стремился утвердиться в Греции и Македонии, Полиперхонт снова попытался добиться расположения греческих полисов, восстановив свободы, которые они имели во времена Филиппа и Александра и которые потеряли в результате Ламийской войны. Текст эдикта (diagramma), переданный от имени Филиппа Арридея, сохранил для нас Диодор (XVIII, 56). Он убедительно показывает, что македонские государи и их современники, по сути, были равнодушны к политическим и социальным конфликтам, которые сталкивали между собой граждан греческих полисов: они задевали их лишь в той мере, в какой касались их личных интересов. Демократы или олигархи сами по себе их мало интересовали — так же как и во времена Александра: главное, чтобы их можно было использовать как пешки в предстоящей партии.
В данном случае усилия Полиперхонта оказались практически безрезультатными, его военные неудачи сделали применение эдикта крайне недолговечным. По крайней мере, они привели к трагедии, отзвуки которой, доносимые до нас Диодором и Плутархом, разнесутся на века: смерть Фокиона, старого прославленного стратега, который обеспечил своей побежденной родине снисходительность Македонии. Полиперхонт, забывший об оказанных услугах, предал его в руки афинских демократов, ослепленных нежданным восстановлением своего режима и мечтавших рассчитаться с Фокионом за свою отставку и изгнание. На бурлившем страстями народном собрании исступленная толпа нарушила все установленные нормы, и Фокион, обвиненный в предательстве и не имевший возможности оправдаться, потому что его освистывали, был приговорен выпить цикуту, так же как и его друзья, а их тела, не преданные погребению, были выброшены за пределы Аттики. Таков был конец честного человека, целиком посвятившего себя своему отечеству, которого Плутарх сравнил с Катоном Утическим и который пал, подобно многим, жертвой слепых страстей толпы (май 318). Несколько месяцев спустя, в 317 году до н. э., военные успехи Кассандра и новые поражения Полиперхонта вынудили Афины опять склониться перед чужеземным победителем, смириться с пребыванием македонского гарнизона в крепости Мунихия, принять цензовую систему, столь далекую от демократических традиций, и передать реальное управление полисом эпимелету, выбранному с согласия Кассандра. Им стал философ-перипатетик Деметрий Фалерский, который в течение десяти лет, до 307 года до н. э., компетентно и умеренно решал внутренние дела полиса.
Тем временем в Азии и Македонии стремительно развивались события, и близился трагический конец царского рода Аргеадов и их последних сторонников. Пока Полиперхонт безрезультатно воевал на Пелопоннесе, где при нем находился ребенок Александр IV, — Филипп Арридей, второй царь, втянутый в интриги своей жены Эвридики, которая сама была царевной по крови, вступил в сговор с Кассандром. Чтобы расстроить их планы,
Полиперхонт возвратил в Македонию старую мать Александра Великого Олимпиаду, которая, сосланная в свой родной Эпир, все еще мечтала о власти. Она прибыла вместе с эпирским войском и присоединилась к Полиперхонту, который возвратил маленького царя его бабушке. Авторитет старой царицы среди македонян был очень велик, и они оставили партию Филиппа Арридея, а его самого и его жену Эвридику, по наущениям которой он действовал, выдали их врагам. Безжалостная Олимпиада повелела бросить их в тюрьму, где Филипп был убит ее палачами, а Эвридика была принуждена покончить с собой, что она сделала мужественно и достойно. Один из двух царей погиб в этой обстановке шекспировской драмы, оставив маленького шестилетнего царевича наедине с кровожадной бабкой. Старая женщина дала волю своей злопамятности и уничтожила многих знатных македонян, вызвав тем самым ненависть к себе, которая лишила ее всякой поддержки. Кассандр воспользовался этим и осадил ее в городке Пидна, где голод вынудил ее сдаться. Участь ее по приказу Кассандра была решена македонской армией, которая приговорила ее к смерти: родственники ее жертв взялись совершить казнь, которую она встретила без страха и ропота, до самого конца сохранив свой непреклонный нрав. Что касается Кассандра, для которого Полиперхонт, оставленный своими сторонниками, был уже не соперник, распорядился обеспечить надежную охрану маленькому Александру IV и его матери Роксане, устроил пышный ритуал в честь Филиппа Арридея и Эвридики, которые были погребены в царском некрополе в Эги, а затем женился на незаконнорожденной дочери Филиппа II — Фессалонике: тем самым он заявил о себе как о претенденте на македонский престол. Продолжая традицию Филиппа и Александра, он основал порт в заливе Термаикос, к востоку от устья реки Аксий (Вардар), и назвал его Фессалоники в честь своей новой жены: городу была предназначено долгое и блестящее будущее. Поблизости, на месте древней греческой колонии Потидея, в Халкидике, он устроил свою столицу и дал ей имя Кассандрия. Без долгих колебаний он заявил о себе как о носителе власти, дерзнув в 316 году до н. э. с помощью других греческих полисов восстановить Фивы, разрушенные Александром и срытые до основания в 335 году до н. э. В великой книге истории была явно перевернута страница.
Также изменилась обстановка в Азии, где вскоре суждено было погибнуть последнему защитнику законных прав Аргеадов. Один из парадоксов, которыми изобиловали те бурные времена и которые так любят обнаруживать историки-эллинисты, состоял в том, что эту македонскую легитимность до конца отстаивал, идя против диадохов-македонян, грек Эвмен из Кардии. Полиперхонт, стремясь разрушить коалицию своих противников в Азии, объединился с Эвменом и нарек его именем царей стратегом Азии: ранее этот титул был пожалован Антипатром Антигону. Пользуясь этими полномочиями, Эвмен за два года (318–317) снова завладел большей частью прежней империи Александра. В этом ему помогал элитный корпус македонских ветеранов, три тысячи тяжеловооруженных пехотинцев, которые в течение тридцати лет участвовали во всех кампаниях Филиппа и Александра и которых называли за их блестящие доспехи «серебряными щитами», или аргираспидами. Никакая другая армия не могла сравниться с этими воинами, покрытыми ранами и славой. Эвмен также распоряжался царской казной, которую ему своими грамотами доверили хранить два государя. Имея военные и финансовые ресурсы, он проявил свой талант политика и стратега, неожиданный у кабинетного человека: выставив войска, словно бы для того, чтобы вести их в бой, он сумел провести ложный маневр, равно как и завоевать уважение солдат своей храбростью, которую не ослабило пошатнувшееся здоровье. Его соотечественник Иероним из Кардии, бывший его союзником и другом, позже написал историю этих смутных лет; его труд был утерян, но Диодор, заявляющий, что он непосредственно основывается на нем, подробно рассказывает о единственной кампании Эвмена, который, несмотря на противостояние Антигона и Селевка, прошел через Месопотамию и Персию, объявил сбор дополнительных контингентов из верхних сатрапий, в том числе отрядов варваров и слонов, поддерживал сплоченность этих разномастных войск и долгое время нарушал планы такого опытного старого военачальника, как Антигон. Понятно, почему Плутарх счел необходимым отвести ему место в ряду выдающихся людей.