22 Апеллес – знаменитый греческий художник (см.: Цицерон. О природе богов, прим. 2).
23 Ср. противоположное учение Горация.
24 Ср. фрг. adespota 461 из собрания аттических комиков (Comicorum atticorum fragmenta, ed. Kock III, p. 495).
Феогнид из Мегары (VI – V вв. до н.э.) – элегический поэт, автор стихотворных нравоучений, отличался аристократической направленностью идей и ненавистью к народу – «неразумной черни».
25 Ср. о четырех источниках красоты и, в частности, об уместности у Дионисия Галикарнасского («О соединении слов», гл. XI).
Цицерон
Перевод сделан Н.А. Федоровым и сверен О.В. Смыкой по изданию: Ciceronis М. Tulli, scripta quae manserunt omnia, rec. Atzert, Marx, Pohlenz, Plasberg. Leipzig fasc. 1 (1918. 1964), 44 (1918), 45 (1933), 48 (1932. 1949). Стихи даны в переводе О.В. Смыки. Примечания составлены А.А. Тахо-Годи.
I 1, 2. …Однако, читая наши сочинения, мало в чем отличающиеся от сочинении перипатетиков 1, ибо мы хотим одновременно следовать и Сократу 2 и Платону 3, ты можешь иметь какое угодно суждение о самом предмете их, я отнюдь не возражаю, но благодаря этому чтению ты, конечно, обогатишь свою латинскую речь. И мне бы не хотелось, чтобы ты увидел в этих словах какое-то хвастовство. Потому что, уступая многим в знании философии, я, как мне кажется, с полным правом могу претендовать на то, что принадлежит собственно оратору, – говорить точно, ясно и красиво, ибо этому занятию я посвятил всю свою жизнь. А посему, сын мой, я настойчиво советую тебе внимательно читать не только мои речи, но и эти книги по философии, которые почти не уступают им: если в первых сильнее ораторский темперамент, то и этот уравновешенный и сдержанный стиль речи тоже заслуживает внимания. И к тому же, насколько мне известно, никому из греков до сих пор не удавалось заниматься одновременно и тем и другим, и жанром публичной речи, и этим спокойным жанром трактата. Исключение, пожалуй, составляет Деметрий Фалерский 4, тонкий исследователь, оратор же не слишком пылкий, хотя и приятный, так что ты легко сможешь узнать в нем ученика Феофраста. Ну, а насколько преуспели мы сами в обоих жанрах, пусть судят другие, во всяком случае мы занимались и тем и другим. Впрочем, я думаю, что и Платон, пожелай он взяться за политическое и судебное красноречие, смог бы говорить на эти темы с глубоким знанием дела и исчерпывающей полнотой, равно как и Демосфен 5, если бы он захотел изложить все то, чему выучился у Платона 6, смог бы сделать это в красивой и блестящей форме; то же самое я могу сказать и об Аристотеле 7 и об Исократе 8: каждый из них, увлеченный одним родом красноречия, пренебрегал другим.
4, 14. Немалая сила природы и ее разума проявляется и в том, что только одно это живое существо [человек] понимает, что такое порядок (ordo), что такое пристойность (quid sit quod decet), что такое мера (modus) в словах и поступках. Поэтому ни одно другое существо не ощущает красоту, прелесть, гармонию частей того, что воспринимается зрительно. Природный разум, перенося по аналогии это зрительное восприятие на умозрительное, считает необходимым еще сильнее заботиться о сохранении красоты, последовательности (constantia), порядка в мыслях и поступках и старается не совершить ничего, что было бы непристойно и немужественно, и во всех мыслях и делах избегать подчинения прихоти и произволу. Из всего этого слагается и создается та добродетель (honestum), которая даже в безвестности остается добродетелью и, как правильно мы говорим, по самой природе достойна похвалы, даже если ни у кого не встречает одобрения.
5, 15. Ты видишь, сын мои Марк 9, саму идею (forma) и как бы лик нравственной красоты (honestum), который, как говорит Платон, «возбудил бы удивительную любовь к мудрости, если бы могли увидеть его воочию». Но все, что является добродетелью (honestum), происходит от одного из четырех начал, то есть проявляется либо в понимании истины и в мастерстве, или в заботе о поддержании человеческого сообщества, в воздаянии каждому по заслугам и в соблюдении верности договору, или в величии и мощи возвышенного и необоримого духа, или в порядке и мере во всем, что делается и говорится, т.е. в том, чему присущи умеренность (modestia) и сдержанность… Ведь тот, кто лучше понимает, в чем подлинная сущность каждой вещи, кто точнее и быстрее способен и найти и объяснить ее принцип, тот по праву всегда считается и самым разумным, и самым мудрым. Поэтому истина и составляет тот предмет, которым занимается такой человек. Задачи остальных трех добродетелей (virtus) состоят в том, чтобы создавать и беречь то, что определяет всю жизнедеятельность человека, чтобы сохранить единство человеческого сообщества и чтобы превосходство и величие духа воссияли как в приумножении и приобретении богатств и благ на пользу себе и своим близким, так и еще больше в презрении к ним. Порядок же, последовательность (constantia), умеренность и тому подобное принадлежат к той области, где проявляется не только умственная активность, но и какая-то физическая деятельность. И вот, прилагая ко всему, что происходит в жизни, некую меру и порядок, мы сумеем сохранить добродетель (honestas) и нравственную высоту (decus).