Осталось главное различие: греческий царь был ведом только разумом, Ашока – верой, которую он не переставал распространять, пропагандируя Закон. Подобные устремления были чужды эллинистическим властителям. В то же время Ашоку вдохновляли неземные идеалы. «Достичь неба – что может быть важнее!» – восклицает он. Однако временами его мучили угрызения совести, например после завоевания Калинги, за которым последовала резня. Это чувство трудно представить себе у властителей Средиземноморья той эпохи.
В «Надписях Ашоки» содержатся также сведения о дипломатических отношениях с эллинистическими царями [27]* – Антиохом II, Птолемеем II, Магасом Киренским и Александром (Эпирским?). Они свидетельствуют о некотором знании западного мира, называемого «йона» (ионийским) – слово, обозначающее и иранцев и эллинов. Ашок знал, что там нет брахманов. Он отмечал распространение буддизма среди греков – речь, конечно, идет о колонистах на восточных окраинах эллинистического мира.
Довольно загадочное указание на посольства Ашоки теперь может быть разгадано благодаря открытию в 1958 и 1964 гг. двух греческих надписей в Афганистане около Кандагара, на месте Александрии Арахосийской. Первая из них – двуязычная, на греческом и арамейском языках. Она свидетельствует о пылком прозелитизме царя, озабоченного распространением веры до самых границ Империи, среди греков и иранцев – среди последних арамейский был языком культурного общения. «Царь,– сказано, в частности, в первой надписи, – воздерживается от употребления животной пищи, так же как и другие люди, и все охотники и рыбаки царя перестали грешить. И все те, кто был невоздержан, перестали быть невоздержанными по мере своих возможностей. И стали они послушны отцу, и матери, и старым людям в противоположность тому, что было раньше». Оба текста несколько отличаются друг от друга, заметны усилия сделать откровение доступным для каждого народа, чтобы дхарма была более понятной. Так, греки в формуле, призывающей к <208> воздержанию от употребления в пищу мяса животных, выражающей основной принцип буддизма, могли узнать предписания пифагореизма. Этим текстом открывается новая захватывающая страница в истории воздействия восточных культов на греков диаспоры.
Вторая надпись была вырезана на степе здания, а не на скале, как первая. Этот фрагмент перевода двенадцатого эдикта Ашоки о сектах проповедует милосердие и скромность в отношениях с другими религиозными течениями. Но и здесь есть некоторая замена смысла: индийское слово, обозначающее секты (в смысле религиозных группировок), передано на греческом языке словом «диатриба» (философская школа). Греческие философы Арахосии адаптировали послание Ашоки для греческой аудитории, перевели его и, очевидно, объяснили, когда участвовали в посольствах к средиземноморским монархам, посланных их царем. «Обе греческие надписи Кандагара, – отмечал Л. Робер, – проливают свет на эти знаменитые посольства. Теперь их нельзя рассматривать только как из ряда вон выходящую деталь, а также напрасную и экзотическую демонстрацию экзотического монарха. Эти надписи – связь между Индией и философами дворов Пеллы, Кирены и др., это посредничество, способ рассказывать, спорить, понимать». Целый интеллектуальный мир открывается перед нами в этой далекой колонии, подчиненной Ашоке. Целый мир со своими философами и камнерезами (верными проводниками эллинизма – цивилизации надписей на камнях) и, конечно, со своими художниками, музыкантами, артистами.
Греко-бактрийские а греко-индийские царства
События большой важности, происходившие во время правления Ашоки, будоражили самые восточные сатрапии империи Селевкидов – Бактриану и Согдиану. Территория Бактрианы представляла собой равнину, раскинувшуюся между Гиндукушем и Оксом (совр. Амударья), ее столица – Бактры, а между Оксом и Яксартом (совр. Сырдарья), на берегах которого Александр основал Александрию Эсхату (совр. Ленинабад), расположена Согдиана с прекрасным оазисом Марканда (Самарканд). Земли обеих областей отличались удивительным плодородием, правда при условии искусственного орошения. Кроме <209> того, Бактры являлся одним из крупных узлов торговых путей в Азии. Пути, идущие из Индии и Китая, сливались здесь и вели дальше через Внутреннюю Азию к Средиземноморскому побережью.
27
Селевк I заключил союз с Чандрагуптой и отправил к нему своего посла Мегасфена, который привез из Индии колоритный рассказ (от него осталось несколько фрагментов). Плиний Старший (6, 58) говорит о посольстве, отправленном Птолемеем Филадельфом к некоему индийскому властителю, очевидно к отцу Ашоки– Виндусаре.