Другой прием архаической техники - так называемая рамочная (или кольцевая) композиция. Древнейший ее образец мы найдем в XIX книге "Одиссеи" при описании шрама, полученного героем в юности на охоте. Смысл этого рассказа в том, что по давней примете старая нянька узнала Одиссея и неумеренным выражением радости могла испортить его тайный план мести женихам. Однако, вместо того чтобы сразу описать эмоции старушки, автор вставляет подробный рассказ о том, как юноша поехал в гости к деду, как он вышел на охоту и на него напал кабан, ранивший его клыком в ногу, как потом рану лечили и как, наконец, отпустили гостя домой с подарками. Весь рассказ, занимающий около 70 стихов, обрамляется лексически близкими формулами (ст. 392-394 и 465-468): "Вдруг узнала рубец, кабаном нанесенный когда-то...", "Только коснулась рубца... " (в подлиннике сходство еще отчетливее).
По такому же принципу построена, например, и 1-я ода Сапфо: 1-я строфа - призыв к богине ("...не круши мне горем сердца, благая"), последняя строфа - воззвание о помощи ("...союзницей верной будь мне, богиня"). Между этими строфами умещается воспоминание о прежнем явлении богини и ее ответ на новую просьбу. Отличие кольцевой структуры в оде Сапфо от эпизода в "Одиссее" состоит в том, что там рамочная композиция как бы изымает подробное описание детали, столь любимое в эпосе, из сплошного повествования, придавая ему самостоятельное значение; у Сапфо рамочная композиция, напротив, придает цельность и завершенность ее рассказу. Некоторое сходство с этим приемом, усиленное концентрическим расположением членов, являет и сама 1-я строфа. В прозаическом переводе ее первые два стиха составляют такую схему:
Два определения расположены по краям стихов; в центре - имя бессмертной богини, значение которой усиливается ее происхождением: "дочь Зевса".
Такой же пример рамочной композиции дает одно из стихотворений Алкея (фр. 15), которое мы уже привлекали, характеризуя его отношение к Елене. Соответственно в 1-й строфе звучит воспоминание о тех бедах, которые Елена навлекла на Илион (ст. 1-4); в последней - снова о бойцах, погибших с обеих сторон ради Елены (ст. 15 сл.). Внутри рамы - противопоставление: добродетельная дочь Нерея (т. е. Фетида) и ее сын (т. е., разумеется, Ахилл).
Характерен для эолийской лирики и так называемый "нанизывающий стиль": предметы или действия не описываются подробно, а перечисляются один за другим, создавая сжатый, но очень насыщенный образ. Таково, например, знаменитое описание зала, где собрано все необходимое для вооруженной борьбы (Алкей, фр. 42). Первый объект занимает в оригинале два стиха (дом сверкает бронзой, на стенах шлемы с султанами), второй - полтора (бронзовые поножи). Затем в одном стихе названы два предмета (панцири и щиты), в следующем - уже три (мечи, пояса, перевязи). Выводом служит последний стих: не забудем же о своем деле. Подводящее к нему описание построено во все более ускоряющемся темпе, напоминая пружину, которую все туже сжимают, прежде чем дать ей распрямиться с новой силой.
Несколько обширней, но по тому же принципу построена картина встречи свадебного поезда у Сапфо (фр. 86). Достаточно пространное описание самого поезда, занимающее 6 стихов (5-10), сменяется целой вереницей кратких предложений, умещающихся в одном-полутора стихах: быстро поднялся отец Гектора (11), молва промчалась по городу (12); запрягают в колесницы мулов (13-14), навстречу шествию двинулось множество жен и девушек (14-15), отдельно от них - дочери Приама (16), мужчины же запрягли коней в колесницы (17). То же самое в конце отрывка: смешивается аромат благовоний (30), ликуют жены (31), мужи возносят радостный клич, прославляя Аполлона-Дальновержца (32-33), и славят новобрачных (34).
Если нанизывающий стиль служит усилению единства создаваемой картины, то противоположный прием - антитеза - освещает явление в контрастном противопоставлении двух характеристик. Один из кратчайших примеров - четверостишие Архилоха о брошенном щите (фр. 5). Первый дистих воспроизводит ситуацию ("Носит теперь ... саиец мой щит"), второй - неожиданный вывод ("Сам я кончины зато избежал").
Более расширенный вариант - элегия Тиртея (фр. 7); первые пять дистихов содержат в оригинале восьмикратное анафорическое отрицание "и не", и только в ст. 11 формулируется требование, предъявляемое к истинному гражданину: "Если не выстоит он при виде кровавой сечи". Затем начинается перечисление положительных качеств (ст. 1-20). Следующая, важнейшая часть (ст. 21-34) прославляет героя, павшего с отвагой на поле битвы; заключают элегию последние пять дистихов, снова начинающихся с противопоставления: "Кто, однако, избежит смертной доли... " Таким образом, антитетически построенная элегия не чужда и кольцевого принципа, который в соответствии с основной задачей тоже служит противопоставлению двух нравственных кодексов.