— Радуйся, Филомела, — приветствовал её жрец, — я несу тебе желанную весть: твой муж, благородный Хризипп, сподобился великой чести лицезреть священную Гекату, богиню луны. Она предвещала ему скорое выздоровление.
— Хвала Гекате и её прислужницам ламиям[14], добрый старец! Исполнилось бы только её вещее слово! Что-то не верится мне, чтобы светлоокая богиня вняла мольбам моим о даровании жизни Хризиппу. Злые мучения страшной болезни совершенно истощили его статное, сильное тело, и я уже думала, что муж мой пойдёт вслед нашим двум сыновьям, обитающим ныне в царстве мрачного Аида[15]. Ты видишь, старик, у меня и по сей час не зажили раны, которые я в горе своём нанесла себе на похоронах моих малюток.
С этими словами женщина откинула вуаль, прикрывавшую лицо её, и жрец ясно увидел тёмные кровоподтёки и следы запёкшейся крови в тех местах, где Филомела, в знак траура, расцарапала себе лицо.
— Исполняешь ли ты всё, что повелевают нам законы в эти торжественные дни месяца Анфестериона, Филомела? Ведь ты знаешь, что эти дни посвящены мудрейшему Асклепию, прародителю всех врачевателей[16]. Тебе ведомо, что ныне особенно чтится память умерших, которых — увы! — именно в этом году так ужасно много. Ты знаешь, что в эти дни ежечасно следует ждать нам появления привидений и бестелесных теней Эреба[17]. Жуёшь ли ты усердно листья боярышника, приносишь ли пищу мёртвым, просишь ли их милостиво вкусить её, как то повелевает закон, во ограждение от всяких напастей?
— Всё это исполняется мной и моими домашними, божественный старец. И даже больше: мы все от мала до велика на этой и соседней улице трижды в сутки закалываем по петуху в честь Асклепия. Скоро у нас и птиц для жертвоприношений не будет больше. Сегодня мы Гекате заклали чёрного пса, как предписано законом.
— Всё это хорошо, Филомела. Но дай-ка сюда светильник. Что-то я не вижу смолы на косяках твоих дверей. Ведь вот все вы так: всё сделаете, а главное забудете, — прибавил старик ворчливо, когда его собеседница удалилась в дом за огнём и через минуту вернулась с глиняной лампой.
— Так и есть, — продолжал жрец. — Вот я часа три брожу по городу и редко-редко где вижу смолу на косяках.
Филомела виновато взглянула на старца и ничего не ответила. Из груди её вырвался глубокий вздох. Тем временем жрец обмакнул в урну веничек и быстро помазал двери домика смолой.
— Так-то лучше будет. Теперь пойду дальше. Наверное, и у соседей твоих нет смолы. А вы ещё дивуетесь, что боги насылают на город такие напасти! Ведь сами-то вы не ограждаете себя от них. Сколько предзнаменований и знаков гнева богов видели мы за последние недели! И маслины перестали цвести, и вода в колодцах исчезла, и луна восходила ярко-огненного цвета, и гул под землёй слышался по ночам. Но вам всё нипочём. Теперь боги наслали на нас великий мор, и каждый час среди наших сограждан много десятков сильных и здоровых людей сходит вниз, в царство мрачного Аида. И как только старый Харон успевает перевозить их всех через мутные воды подземного Стикса![18]
Больше погибло за эти дни славных афинян, чем пало за последние годы на поле доблестной брани! Нет, видно, угасло в вас благочестие...
Филомела хотела было возразить старцу, что за повальной болезнью, охватившей город, число сведущих в религиозном культе людей сильно уменьшилось, и некому показать и научить, что в таких случаях следует предпринять. Но старик как будто угадал её мысли и проговорил ласково:
— Ты всё-таки не печалуйся, согражданка. Не беда, если ты, как женщина, не знаешь, что предпринять. У тебя муж болен, и тебе, в твоей печали и в твоём одиночестве, трудно помнить и исполнять все обряды, требуемые богами и обычаем. Вот потому-то я и взял на себя задачу — восполнить замеченные пробелы и тем хоть несколько умилостивить гнев небожителей. Пойду теперь дальше и посмотрю, кто ещё нерадив тут, на вашей улице. Ты же не забудь: через два часа приди с другими в храм Асклепия, где собраны больные, ждущие исцеления от злого недуга и подготовившиеся к этому радостному дню постом, молитвой и очищением. Сегодня, за час до полуночи, назначена всеобщая молитва за больных, которых теперь так много, что не все уместились внутри храма. Если хочешь увидеть всю церемонию и перекинуться словом-другим с больным твоим мужем, помни, что нужно идти пораньше. У меня же пока ещё хватит дела. Итак, да хранит тебя всесильная дочь могущественного Асклепия, жизнерадостная Гигиейя![19]
14
15
16
17
18
По представлению древних, души умерших, удостоенных погребения, приводились богом Гермесом (Меркурием) к подземной реке Стиксу, через которую их перевозил в царство теней престарелый лодочник-Харон, взимавший за это плату. Отсюда у греков и был обычай вкладывать покойнику в рот медную монету в два обола (пару копеек). Сам же Стикс древние принимали то за реку, опоясывающую всё подземное царство, то за стоячее болото. Началом его на земле считали поток того же имени в северной Аркадии (ныне река Мавронеро), который в дикой местности с высокой отвесной горной стены спадал в глубокий бассейн, находящийся между скал. Здесь видели вход в Аид.