— Рис! — Лерс соскочил с лошади и бросился к невесте. — Как ты?
— Все в порядке, — устало произнесла девушка, с трудом поднимаясь на ноги и пряча лицо у него на груди. — Устала, испугалась, переволновалась очень. А в остальном, я в порядке.
— А… — Лерс прижал невесту к себе крепче. И только после того, как убедился, что с ней все в порядке, тихо поинтересовался, кивая в сторону восторженного Вайнера. — А это… кто?
— Вайнер Мереж, — тихо ответила Эльмарис. — Это его дом и… та женщина… ведьма… она держала его в плену, силу тянула. Я… плохо поняла, но, кажется, ей была нужна его магия. Он мораец. И его отец тоже… был…
Лорд Ирваш тоже приблизился к обнимающейся парочке и прислушивался к словам Эльмарис. Когда девушка замолчала, спросил:
— Как вам удалось выбраться?
— Вайнер, — вздохнула Эльмарис. — Я не знаю… спрашивайте у него. — И уже глядя на Лерса, добавила: — Поедем отсюда. Я устала, хочу есть и спать. И еще вымыться. Только…. Только давай не будем возвращаться в Сарт. Уж лучше в лесу…
Кронпринцу ничего не оставалось, как исполнить желание невесты.
Глава 7
Бамц! Бом! Дззззынь!
— Ах, ты, бестолочь криворукая! — грозная госпожа Леора надвигалась на Эльмарис как телега, у которой лошади понесли. Руки в бока уперла, глаза выкатила. Лицо ее и так красотой особой не отличающееся, раскраснелось. Страх, да и только. — Ничего доверить нельзя, поганке! Все пропало! Все!
— П-простите… я… я не нарочно… — залепетала Эльмарис, приседая и начиная собирать черепки разбитой посуды. — Я сейчас все уберу.
— Конечно, уберешь! — возопила госпожа Леора, останавливаясь совсем рядом и нависая над несчастной целительницей. Эльмарис совсем себя маленькой почувствовала, когда невзначай глаза от осколков тарелок подняла и на госпожу Леору посмотрела. Маленькой и несчастной.
И так хотелось бросить все эти черепки, выпрямиться гордо так, высказать этой… этой… все, что за седмицу накопилось, и гордо удалиться, обязательно хлопнув дверью напоследок.
Но нельзя. Вот совсем нельзя. Молчать надо. И терпеть. А сколько того терпения уже осталось? На донышке.
Эльмарис вздохнула жалостливо, губу нижнюю прикусила. И тут же сама себя отругала за это. Вредная привычка, очень вредная. И тетя Сайрин не единожды пеняла ей на это. Как и на то, что мимика у Эльмарис живая очень — все по лицу прочитать можно.
— Надо учиться скрывать свои чувства и эмоции, — строго повторяла Сайрин. — Не показывать всем и каждому, что у тебя внутри происходит. До добра это не доведет, так и знай!
И Эльмарис старалась. В детстве так и вовсе долго перед зеркалом просиживала. Рожи корчила, пытаясь понять, какое оно — невозмутимое выражение лица? Глаза выпучивала, а губы, наоборот, поджимала так, что подбородок на куриную гузку становился похож. Долго страдала так и эдак кривляясь, пока Дерек однажды не застал ее за этим занятием.
Ох, и смеялся же он тогда. Час, наверное, а может и больше. Даже икать стал. От смеха.
А потом ее, сестренку свою младшую, дурой обозвал. И даже с Сайрин поругался по этому поводу.
— Ты зачем девчонку ерунде всякой учишь? — не кричал — он никогда-то на тетю, что им всем мать заменила голоса не повышал, даже когда не одобрял науку ее — но в тоне неодобрение чувствовалось.
— Не ерунда это, — отмахивалась Сайрин. — Она же — как раскрытая книга. Совершенно не умеет лукавить. И чувства все ее на лице написаны. А так нельзя. Опасно это, понимаешь?
— Так это же хорошо! Что искренней растет, неиспорченной, — не унимался Дерек. — Ты себе представить не можешь, сколько я таких… — он тут скривился, но слово бранное сдержал, точно знал наверняка, что сестренка младшая под дверью подслушивает. Нет, Эльмарис так-то никогда себе такого не позволяла, но вот иногда… ну всякое же бывает в жизни. Да и потом, интересно же, о чем взрослые разговаривают. — Никогда не поймешь о чем они думают. В глаза одно, за глаза — другое, а на уме вообще десятое. А нам потом убийства расследовать, да таких вот дурочек на каторгу отправлять. Разве хорошо это? Разве правильно?
— Так я же не лицемерить ее учу! Ты пойми, что ей в жизни с таким воспитанием тяжко придется. Она же чистая, что вода родниковая. И прозрачная вся. И это хорошо для тебя, для меня, Арий вот еще тоже рад, что она доброй девочкой растет. А остальные? Мир жесток, и тебе, как никому иному, это должно быть известно. Я ведь как лучше хочу!