Выбрать главу

- Угу. Наверное, если б я тебя послал подальше к господу Иисусу Христу, это бы тоже означало, что я ревностный христианин! Эх, Фил, просто не могу понять, как это такой честный человек, как ты, искренне готовый помочь людям… и терпеть их… как такой человек может спокойно допускать, чтобы его ставили на одну доску со всей этой сворой собратьев-священников? Подумать только - так и жить бок о бок в одной методистской общине и в одном городе с Элмером Гентри и ни разу не заявить во всеуслышание на собрании священников: "Либо он уходит - либо я!"

- Знаю, дурачок! Думаешь, у нас каждый мало-мальски порядочный человек не страдает, что он и Гентри как бы одного поля ягоды? Думаешь, мы его ненавидим меньше, чем ты? Да, Элмер Гентри - скотина, ну и что ж из этого? Значит, если в здоровую, нужную обществу организацию, где работают достойные, серьезные люди, затесался один прохвост, то и вся организация никуда не годится?

- Один? Только один? Да, готов согласиться, таких подонков, как Гентри, в вашей церкви - да и в любой другой - отыщется не так уж много. Ну, а другие? Вот позволь мне высказать тебе свое искреннее и братское мнение еще кое о ком из ваших дивных методистов! Епископ Тумис - пустобрех! Честер Браун с его свечами и песнопениями - просто англиканец чистой воды, давно перешел бы в англиканскую церковь, да страшно денежки терять: начинать-то придется с низов! Точно так же очень многие англиканцы - обыкновеннейшие католики и с радостью перешли бы в католичество, если б не тряслись так над своим положением в обществе. Теперь Отто Хикенлупер со всеми своими организациями… Богачей так трогает его благотворительность, что они дают ему деньги, а потом все восхваляют Отто за то лишь, что он тратит эти самые деньги. Получается заколдованный круг. И подумать, сколько несчастных молодых олухов тратят попусту время и забивают себе головы вздором в высоконравственных студиях Отто Хикенлупера, где учителей приглашают не за то, что они разбираются в композиции, а за то, что они нужного мнения о святом причастии!

- Но, Фрэнк, я-то ведь говорил о…

- А чего стоит положительный ученый, рассудительный доктор Малон Поттс! Да, прекрасный человек, отнюдь не фанатик! И не считает, что теория эволюции - измышление нечистого. Да только вот беда: как большинство прославленных проповедников, он не имеет ни малейшего понятия о том, что такое обыкновенный живой человек. Он отгорожен от мира с тех самых пор как стал священником. Он может отпустить грехи проститутке на смертном одре (хотя ручаюсь, что такое бывает не часто), но он не в состоянии понять, что вполне порядочные мужья и жены иногда не уживаются потому что не ладится половая жизнь.

Поттс живет в мире книжных героев; представление о силах, которые движут людьми, он составляет себе по книгам Джорджа Элиота и Маргарет Деланд [192], об экономике - по передовицам "Адвоката", о значении собственной деятельности - по комплиментам дам из Комитета прихожанок. Он преступник, пострашней, чем Гентри! У Элмера хотя бы, как я понимаю, есть какое-то желание быть славным малым, поделиться с кем-то своей добычей, а доктору Поттсу, ему требуется всех, кто населяет этот мир, всех живых, истекающих кровью и потом, любящих, борющихся людей переделать по образу и подобию доктора Поттса… доктора Поттса, который после обеда похрапывает под полкой с томами, посвященными доктринам отцов церкви!

- Ого-го, до чего ж ты нас обожаешь! Ты, видно, решил, что я без ума от этих субъектов? Да ведь они меня еретиком почитают - все, начиная от епископа, - усмехнулся Филипп Мак-Гарри.

- И все-таки остаешься с ними!

- Можешь предложить церковь получше?

- О, нет. Не думай, что я питаю особое пристрастие к методистам. Я говорю именно о них только потому, что это твои дружки. Нет. И мои любезные братья-баптисты, внушавшие мне, что крещение посредством погружения в воду гораздо важнее социальной справедливости, и пресвитериане и кэмпбеллиты - я всю компанию люблю одинаково страстно!

- Ну, а как же ты сам? И я?

- Насчет себя ты знаешь, что я думаю: я человек слабый, и не решаюсь открыто заявить о своих взглядах, рискуя, что меня объявят безумцем или гнусным безбожником. Ну-с, а тебя, мой юный друг и либерал, я приберег на конец. Ты в этой компании священников-методистов самый совершенный образчик!

- Будет тебе, Фрэнк! - зевнула Бесс.

У нее слипались глаза. Ну и любители же они поговорить, эти проповедники! Вот, скажем, штукатуры, или писатели, или биржевые маклеры - неужели они тоже просиживают до полуночи, копаются у себя в душе и мучительно решают вопрос о том, стоит ли быть штукатуром, писателем или маклером?…

Она снова зевнула, поцеловала Фрэнка, потрепала Филиппа по щеке и удалилась со словами:

- Ты, может быть, и слабый человек, Фрэнк, но ты вполне способен до смерти заговорить сильную и крепкую молодую жену!

Обычно под натиском шутливой воркотни своей супруги и дружеских колкостей Фила Фрэнк сникал, но сегодня он разошелся вовсю и не желал уняться.

- Да, Фил, ты хуже всех! Ты-то ведь знаешь кое-что о людях! Ты не чета старому Поттсу, который всегда так чудно осведомлен о том, как много греха на свете, и всегда несказанно удивляется, встретив грешников во плоти! И ты прекрасно понимаешь: окунают ли человека в воду, то бишь крестят, нет ли, ровным счетом все равно. Был бы только приличный человек. Но вот ты влезешь на кафедру и начинаешь бубнить молитву так, что люди решают: ну, стало быть, и этот на короткой ноге с боженькой, точно так же, как Поттс или Гентри! Твоего либерализма хватает только от моего дома до трамвая. Ты рассуждаешь о красотах райских кущ и блаженстве нездешнего покоя, а сам сколько раз признавался мне, что понятия не имеешь, существует ли загробная жизнь. Берешься толковать об Искуплении, о Таинстве Святого причастия, о том, как одному народу господь помогает выиграть войну, а другой народ карает наводнением, и еще массу такого, во что сам не веришь ни на грош.

- Знаю, черт! Ну а ты сам, ведь и ты молишься в церкви!

- Честно - нет. Я вот уж больше года не обращаюсь с молитвой к какому-то определенному божеству. Я говорю так: "Погрузимся же в раздумье, забудем повседневные заботы и сольем наши души в едином стремлении к покою на вечные времена" или еще что-нибудь в этом роде…

- Что ж, молитва как молитва, Фрэнк, и довольно посредственного качества. Ты, видно, решил, что твое призвание - написать за господа бога новый "Отче наш", вот и вся твоя беда! - Филипп расхохотался, хлопнул Фрэнка по плечу.

- Кончай веселиться, черт побери! Не хуже тебя знаю, что молитва дрянная. Туманная. Невразумительная. Годится для репертуара зазывалы второсортного балагана Новой Мысли. Не нравится - ладно, но зачем этот игривый тон? И отчего это все вы, защитники церкви, сразу начинаете паясничать, как только разговор всерьез заходит о самых основах религии?

- Верно, Фрэнк. Должно быть, результат долголетней привычки читать проповеди. А если серьезно, то да, я действительно говорю с кафедры вещи, которые сам не приемлю в буквальном смысле. Что ж из этого? Людям понятны эти символы; люди на них воспитаны, свыклись с ними! Цель моих проповедей - в меру моих возможностей научить людей жить, призывать свою паству и себя самого к тому, чтобы быть добрым, честным, чистым и смелым, любить бога и своих ближних. А весь опыт церкви показывает, что учить этому лучше всего, проповедуя такие истинно высокие идеи, как спасение души, присутствие святого духа, вечное блаженство и так далее.

- Хм… Так ли? А пробовала церковь что-нибудь другое? И потом - что это, интересно знать, ты имеешь в виду, когда говоришь: "Быть чистым, честным, научить искусству жить"? Боги, до чего же мы, проповедники, обожаем фразы, которые лишены всякого смысла! Но даже если допустить, что ты прав, - все равно. Раз ты пользуешься тем же богословским жаргоном, что и какой-нибудь Гентри, или какой-нибудь Тумис, или Поттс, ты невольно наводишь людей на мысль, что ты и думаешь и действуешь, как они.