- Что я такое сделал, чтобы уходить? Я жил честно. Я не лгал, не подличал, не крал. Я проповедовал творческую мысль, счастье, справедливость, стремление к правде. Я, конечно, не бог весть какой мудрец, но мои люди все-таки узнали от меня, что есть на свете такие науки, как этнология [193] и биология, такие книги, как "Этан Фроум" [194], "Отец Горио", "Тоно Бенге" [195], "Иисус" Ренана, что вовсе не грешно смотреть на жизнь открытыми глазами…
- Милый, я ведь сказала: будем рассуждать практически!
- А, черт, не знаю! Думаю, что смогу устроиться на работу в Благотворительное общество - их генеральный секретарь, насколько я знаю, настроен достаточно либерально.
- Ужасно не хочется совсем порывать с церковью. Понимаешь, для меня это вроде как родной дом. Может, стоит попытаться перейти к унитарианцам?
- Чересчур респектабелен. Боюсь. Все те же старые освященные временем фразы, от которых я пытаюсь избавиться и, наверное, так и не сумею.
Чтобы решить, достоин ли Фрэнк звания священника, было созвано общее собрание прихожан, которым Стайлс доложил, что Фрэнк выступает против религии вообще. Многие его приверженцы, которых до сих пор ничуть не смущало то, что они слышали собственными ушами, мгновенно прозрели и увидели, что Фрэнк - опасный субъект, вполне способный нанести урон всемогущему богу.
Перед собранием одна женщина, которая была еще по-прежнему расположена к Фрэнку, тревожно убеждала его:
- Ах, неужели вы не понимаете, какое ужасное дело совершаете? Подвергать сомнению божественное происхождение Иисуса! Боюсь, что вы причините религии непоправимый ущерб. Если б вы только смогли открыть глаза и понять… если б вы знали, чем была для меня религия в минуты отчаяния! Не знаю, что стало бы со мной, когда я болела тифом, если б не это утешение! Вы же все понимаете и все можете, когда захотите. Почему вы не сходите к доктору Дж. Просперу Эдвардсу? Поговорите с ним по душам. Он старше вас, он доктор богословия, у него такой огромный приход… Я уверена, что он сумеет показать вам, в чем ваши заблуждения, и тогда все снова станет просто и ясно!
Приехала сестра Фрэнка - ныне супруга адвоката из Экрона. Когда-то им с Фрэнком так славно жилось в тепличной, мирной обстановке отчего пасторского дома! Они играли в церковь - куклы и солонки были прихожанами. Вокруг всегда были книги, такие привычные, а за столом они слышали, как гости отца - священники, юристы, политики - беседуют о высоких материях.
- Знаешь, Бесс, - волновалась сестра, - Фрэнк ведь и половины того не думает, что говорит. Он просто любит порисоваться! Он даже сам не знает, что в душе он добрый христианин. Такой был набожный в молодости - председатель местного отделения С. М. Б., - просто не может быть, чтобы он отошел от Христа и ударился во всю эту муть, которую никто не принимает всерьез, кроме всякого долгогривого отребья! Он прямо разбивает сердце отцу! Нет, пора потолковать по душам с милым братцем и привести его в чувство!
Как-то на улице Фрэнку встретился знаменитый доктор Мак-Тайгер, пастор пресвитерианской церкви на Ройял-ридж.
Доктор Мак-Тайгер родился в Шотландии, учился в Эдинбурге и втайне - хоть и не делая из этого особого секрета - презирал все американские институты и семинарии, а заодно и выпускников. Это был огромный мужчина, нетерпеливый и бесцеремонный, славившийся тем, что читал бесконечно длинные проповеди.
- Говорят, молодой человек, - рявкнул он Фрэнку, - вы прочитали от корки до корки книжонку о дохристианских таинствах, решили, что наши собственные доктрины - несвежий товар, и теперь собираетесь разделаться с церковью! Не будьте же столь бессердечны! Как бедной церкви отныне ковылять по своей стезе, утратив такого титана мысли, как вы, приятель! Жаль, что, открыв для себя столь ценное явление, как ученые занятия, вы не сумели набраться хотя бы столько учености, чтобы понять, что по несравненной милости божией древние и разрозненные религии со временем объединились в одно гармоническое и совершенно целое - христианское братство. Уж и не знаю, что более характерно для вас, молодой друг мой: невежество в области церковной истории или отсутствие чувства юмора! Идите же и не грешите более.
А от Эндрю Пенджилли пришло нацарапанное дрожащей рукой потрясенное письмо, в котором он умолял Фрэнка не изменять вере, не предавать вверенную ему паству во власть дьявола. Вот это было больно.
Первое деловое собрание прихода не решило вопроса о том, оставаться ли Фрэнку в церкви. Ему задавали вопросы о его взглядах и были смущены его честными, прямыми ответами. Несмотря на все угрозы Стайлса, мужчины, которым Фрэнк помогал, женщины, которых он утешал во время болезни, отцы, которые приходили к нему, когда их дочери "попадали в беду", - все они стояли за него горой.
Прежде чем проводить голосование, надо было созывать людей снова. Узнав об этом из газет, Элмер помчался к Т. Дж. Риггу.
- Самый подходящий момент! - потирая руки, радовался он. - Если б они выставили Фрэнка на первом же собрании, Стайлс бы, может, и остался в приходе, хотя, по-моему, богословие моей фирмы и моя республиканская политика ему больше по вкусу. Почему бы вам, Т. Дж., не пойти к нему и не намекнуть, что его собственный приход нанес ему тяжкое оскорбление?
- Ладно, Элмер. Еще одна спасенная душа! У брата Стайлса хранится первый заработанный им доллар, но нам, возможно, и удастся вытянуть из него центов десять на новый храм. Только… Я вполне отдаю себе отчет, насколько он богаче меня, но все же хотелось бы надеяться, что вы будете и впредь обращаться за душеспасительными советами и полезными идеями ко мне, а не к нему.
- Будьте спокойны, Т. Дж.! Еще никто и никогда не имел повода сказать, что Элмер Гентри не верен своим друзьям! Но все же, надеюсь, руководство моей церковью принесло и вам какую-то пользу.
- Что ж, да, пожалуй! Три новых клиента, тоже братья-методисты по Уэллспрингскому приходу: две кражи со взломом, один подлог. Но не в том дело. Просто люблю, грешник, дергать за ниточки, которые приводят в движение машину…
А час спустя мистер Ригг уже говорил мистеру Уильяму Доллинджеру Стайлсу:
- Если вы перейдете к нам, уверен, не пожалеете… Вы сами видели, что за человек доктор Гентри: боевой, напористый, решительный - настоящий, стопроцентный мужчина и, что касается бизнеса, кремень. Да и вашему приходу было бы очень поделом за то, что не послушались вашего совета. Правда, нам очень неприятно вас уговаривать; доктор Гентри, по правде говоря, категорически запретил мне с вами об этом толковать: еще, чего доброго, подумаете, что все это только из-за того, что вы богаты!…
Стайлс брыкался три дня; затем его все-таки взнуздали и, дрожащего, повели запрягать.
Доктор Дж. Проспер Эдвардс, пастор конгрегационалистов, сказал своей супруге:
- И почему это мы не додумались обратиться к Стайлсу и предложить перейти к нам? Такая простая вещь, что как-то даже в голову не пришло… Просто зло берет, честное слово. Ты-то, кажется, могла бы подать идею…
Второе собрание прихода было отложено. Элмеру стало казаться, что если так пойдет и дальше, Фрэнк, пожалуй, останется в Дорчестерской церкви. А это нанесет ущерб престижу Элмера как духовного и морального вождя города.
И Элмер стал действовать бесстрашно и решительно.
В одной проповеди за другой он гремел о "шайке дорчестерских атеистов". Прихожане Фрэнка были обеспокоены. Им приходилось оправдываться (при этом не совсем понимая, в чем именно) перед своими покупателями, соседями, друзьями из других приходов. Они чувствовали себя, как в опале. Итак, было созвано второе собрание.
Фрэнку заранее представлялось эффектное отречение. Вот он встает перед притихшей аудиторией и бросает ей горькие слова: "Я пришел к заключению, что никто из присутствующих, в том числе и ваш пастор, не верит христианской религии. Никто не подставит обидчику другую щеку. Никто не продаст своего имущества, чтобы раздать деньги беднякам. Никто не отдаст свой пиджак тому, кто снял с него пальто. Каждый из нас старается накопить как можно больше земных сокровищ. Мы не следуем христианской религии на деле. Мы даже не собираемся следовать ей. Значит, мы ей не верим. А потому я отрекаюсь от церкви и советую вам не лгать себе более и сделать то же".