Слушают. Все слушают громоподобные речи преподобного доктора Элмера Гентри:
- …и я хочу вам сказать, что человек, снедаемый честолюбием, ставит славу мирскую выше славы небесной! О, если б я только мог помочь вам понять, что лишь смирение, лишь простая забота, доброта и нежная преданность воистину приносят сердцу отраду! Вот позвольте рассказать вам по этому поводу одну историю: помнится, жили как-то два ирландца, Майк и Пат…
Много лет Элмера, словно кошмар наяву, преследовал страх внезапно увидеть перед собою в аудитории саркастически усмехающегося Джима Леффертса. Это была бы драматическая, ужасная встреча. Вдруг Джим откроет рот, заговорит - и он, Элмер, точно по волшебству, в мгновение ока слетит с кафедры. Элмер был вовсе не уверен, что не произойдет именно так.
Но когда в одно воскресное утро он действительно увидел в третьем ряду Джима Леффертса, то вовсе не испугался. "Боже мой, да ведь это Джим Леффертс! Как поседел! Надо будет обойтись с ним полюбезнее".
После службы Джим подошел пожать ему руку. Теперь вид у него был не цинический, а просто усталый, а когда он заговорил невыразительным говорком жителя прерий, Элмер почувствовал себя рядом с ним человеком городским и светским и вообще персоной гораздо более важной, чем Джим.
- Здоров, Сорви-Голова! - сказал Джим.
- О-о! Кого я вижу! Старина Джим Леффертс! Ах, черт возьми! Страшно рад тебя видеть, мой мальчик! Какой ветер занес в нашу дыру?
- Навожу кое-какие справки в связи с иском одного клиента.
- Чем теперь занимаешься, Джим?
- Да вот, юрист в Топике.
- Ну, и как дела?
- Не жалуюсь. Конечно, ничего особенного… Вот побывал сенатором штата один срок…
- Ну да? Вот это здорово! А здесь долго думаешь пробыть?
- Да дня три.
- Слушай, надо бы зазвать тебя к себе пообедать… Да вот беда, черт! Клео, моя жена, - я, знаешь, женился - связала меня по рукам и ногам, наобещала и туда и сюда - женщины, сам понимаешь, я-то лично всегда с большей охотой посижу дома, почитаю… Но все же обязательно нам с тобой надо повидаться. Вот что: позвони мне домой, а? Номер найдешь в телефонной книжке. Или сюда, в церковь, ко мне в кабинет, ладно?
- Да-да. Конечно. Ну, рад был встретиться.
- И я, знаешь, чертовски рад, старина Джим!
Понуро, с поникшими плечами Джим побрел к двери Элмер смотрел ему вслед. Ха! И это ничтожество хотело помешать ему сделаться священником!… Он оглядел свой зал: золотистой пирамидой громоздятся трубы органа; золотом, рубинами и аметистами горят цветные витражи. Стать юристом, как он, торчать в заплеванной, вонючей конторишке! Пф! А еще, понимаешь, издевался, пытался удержать, когда человек так ясно и определенно услышал Глас Божий. Ну, ничего, звони себе, обрывай телефон. Не обессудьте, Элмер Гентри будет в это время очень занят!
Джим не позвонил.
На третий день Элмер уже умирал от желания увидеться с ним, вернуть его дружбу. Но он не знал, где Джим остановился. Он искал Джима по всем большим отелям и не нашел.
Он никогда больше не встречал Джима Леффертса, а через неделю уже забыл его. Осталось только чувство облегчения, что нет больше страха перед саркастической усмешкой Джима, что рухнула последняя преграда, мешающая ему вполне уверовать в собственное величие.
Летом 1924 года Элмер получил трехмесячный отпуск и вместе с Клео впервые посетил Европу.
Он слышал однажды, как преподобный доктор Дж. Проспер Эдвардс сказал: "В моих глазах американские священники делятся на две группы: те, кого могут пригласить выступить с проповедью в лондонской церкви, и те, которых никогда не пригласят". Сам доктор Эдвардс принадлежал к первой, почетной категории, и Элмер видел, какой почет снискал он себе тем, что читал однажды проповедь в Сити-Темпл. Не только зенитские, но даже и столичные церковные газеты намекали, что когда доктор Эдвардс был в Лондоне, все население Англии - от короля до последнего чернорабочего - сбежалось в храм, чтобы помолиться богу под его руководством, и будет вполне разумно, если Зенит и Нью-Йорк последуют примеру англичан.
Элмер предусмотрительно позаботился о том, чтобы его тоже пригласили. Он заставил епископа Тумиса написать в Лондон своим коллегам-везлеянцам, а Ригга и Уильяма Доллинджера Стайлса - своим деловым знакомым-диссидентам и за месяц до отъезда получил приглашение выступить в прославленной Бромптон-роуд Чэпел и, таким образом, отбыл, горя не только жаждой приключений, но и священным огнем носителя благой вести.
Доктор Элмер Гентри разгуливал по палубе Скифии - колоритная, самоуверенная, мужественная фигура в синем костюме, фуражке яхт-клуба и белых парусиновых туфлях. Он шагал, размахивая руками и с пасторским благоволением поглядывая на своих спутников - конечно, таких же завзятых спортсменов, как и он сам.
Вот он остановился у шезлонгов, где сидела чета хрупких старичков - миниатюрная старая дама с голубыми жилками и ее супруг с тонкими руками и реденькой седой бородкой.
- Ну что, друзья любезные, как переносите плавание? - бодро рявкнул Элмер. - Вроде бы для вашего преклонного возраста неплохо?
- Да, благодарю вас! - ответила старушка.
Элмер потрепал ее по колену.
- Если могу чем-нибудь услужить, мамаша, только кликните - и я тут, - прогудел он. - Не стесняйтесь, заходите. Я, правда, особенно не распространялся об этом - неплохо, знаете, путешествовать, что называется, инкогнито, - но я священник, вот оно что, хоть и такой здоровенный малый, что не подумаешь. И помогать людям чем только можно для меня не просто долг, но и радость… Между прочим, по-моему, самая прелесть в океанском путешествии - это как раз возможность общаться с людьми, на досуге обмениваться мыслями, как считаете? Вы плывете за океан не первый раз?
- Да, но думаю, что последний! - ответила старая дама.
- Ну и хорошо, и чудесно! Я лично так полагаю, мамаша. - Тут Элмер похлопал ее по руке. - Мы кто? Американцы. Конечно, съездить разок-другой за границу - оно, может, и невредно: что еще так расширяет кругозор, как путешествие, верно я говорю? А все же у нас в Америке достигли такого уровня нравственной и материальной культуры, какой этим несчастным стареньким европейским странам и не снится. И в конечном счете подлинное счастье можно найти только в наших старых добрых Штатах, особенно когда речь идет о таких людях, как мы с вами, а не каких-нибудь там миллионерах, - эти-то, понимаешь, конечно, нахватают себе и замков и барахла и наймут кучу дворецких… Да, вот так-то. Ну ладно: стало быть, чуть чего надо, зовите, да погромче, договорились? Пока, друзья! Пошел вышагивать свои три мили!
Когда он скрылся из виду, хрупкая старушка сказала мужу:
- Фабиан, если эта личность заговорит со мной еще раз, я кинусь в воду! Гнуснейший предмет, какой я когда-либо видела в жизни! Скажи, милый… который раз мы плывем за океан?
- Да я, признаться, и счет потерял. В позапрошлом году был сто десятый.
- Не больше?
- Душенька, не будь так высокомерна.
- Но разве нет закона, который позволяет убить человека, если он назвал тебя "мамаша"?
- Дорогая, но ведь и герцог тебя так называет!
- Да, называет. Знаю. Именно это я в нем и не переношу! Милый, а как ты думаешь: это не слишком дорогая плата за свежий воздух, чтобы тебя называли "мамаша"? Когда это животное к нам подойдет снова, оно назовет тебя "папаша"!