Шторм моргнула, медленно покачала головой.
— Это займет какое-то время.
— Которое у нас будет, — заявил Эльминстер, — если начнем прямо сейчас. Поговоришь с ней первой или Эльминстер Ужасный напугает и разозлит ее?
Шторм нахмурилась.
— Сначала я попытаюсь привлечь ее, а потом можешь злить и пугать, если будет необходимость. Тем временем начни охотиться за сильными волшебными предметами, чтобы накормить Алассру. В этом дворце огромное количество всяких забытых и гниющих безделушек, даже после наших вылазок, должно же остаться хоть что-то.
— Ха. Подруга, в этом дворце остались целые оружейные боевых магов — конечно, закрытые и защищенные магическими печатями, уверяю тебя, — в которых полно зачарованных вещей. Текущая команда самых сильных магических стражей Кормира не знает даже, как работают или чем ценны половина из них. И все же похищение кормирской собственности расстроит Алусейр.
Шторм скупо улыбнулась.
— Все расстраивает Алусейр.
— Да, но не забывай, подруга — учитывая, кем мы стали, если она застанет нас в неподходящее время и воспользуется своей силой, она легко нас уничтожит.
Шторм пожала плечами.
— Сомневаюсь. Боги редко бывают столь милосердны.
Эльминстер не засмеялся и даже не улыбнулся в ответ на эту слабую попытку пошутить.
Спустя миг, Шторм добавила:
— И разве в этих залах нечто или некто не готовится уничтожить Алусейр?
Старый Маг мрачно кивнул. Они обменялись еще одним долгим взглядом, затем оба вздохнули — затем синхронно развернулись и зашагали прочь из проклятого крыла, к одному из секретных выходов из королевского дворца. Тому, который сейчас вероятнее всего не охраняли сильные боевые маги или пурпурные драконы.
Амарун Белая Волна находилась где-то в городе, и вряд ли в ближайшее время будет приглашена во дворец.
Разве что король Форил вдруг полюбил танцовщиц в масках.
Шесть коридоров спустя Эл замер на полушаге, посмотрел на определенный камень в стене так, будто тот оскорбил его лично, затем опустился к полу, провел рукой там, где соединялись стена и пол, и с удовлетворённым хмыканьем вынул другой камень из кладки.
За камнем была спрятана небольшая железная шкатулка, которую Эл убедил открыться одним несильным ударом. Внутри лежали подвеска на изящной цепочке, из тех, что носили придворные леди, маска, и две блестящих стальных фляги, плотно закупоренных и запечатанных. Эл отдал все, кроме подвески, Шторм.
— Маска ночного зрения и две фляги с исцеляющим зельем. Пусть побудут у тебя.
Он надел подвеску на шею. Борода полностью скрыла ее.
Шторм указала туда, где должна была висеть подвеска.
— Так что она делает?
— Читает поверхностные образы в головах. Ничего похожего на выжимку мыслей, но эта штука поможет мне определить, сколько стражников стоит по другую сторону двери, и другие похожие вещи. В те времена, когда Вандердагаст пытался сделать боевых магов такими, какими хотел их видеть, во дворце спрятали несколько дюжин таких тайников, чтобы помогать им искоренять неверных царедворцев.
Эл выпрямился и указал на камень, который сначала привлек его внимание.
— Видишь этот след зубила? Он говорит тебе проверить внизу, если ты находишься в каменном проходе вроде этого.
Шторм кивнула.
— Арфисты говорили мне искать отметины зубила в форме перевернутой буквы «Т».
— А, это тайники, в которых хранится противоядие и исцеляющее. Они были для сражений с лордами, — мрачно сообщил ей Эльминстер. — Не так уж много их уцелело, да и с самого начала их было поменьше. Помню...
Он замер на месте и замолчал, резко вздернув руку, чтобы Шторм соблюдала тишину. Она послушалась.
Миг спустя, из-за стены с другой стороны прохода — которая, должно быть, была очень тонкой — они услышали звук открывающейся двери и злорадный голос, громко и торжествующе провозгласивший:
— И насколько ярко искра Тарандара сияет среди недремлющих Королевств этой прекрасной ночью?
Эл узнал голос. Он прижал палец к подвеске и почувствовал темный, горячий поток злобы в мыслях по другую сторону стены. Видимо, насмешливый и саркастичный распорядитель пиршеств действительно был таким вредным и самовлюбленным, каким его описывали бескостные языки дворцовой прислуги.
Халадан Мальвоцвет, как говорили, никогда не испытывал недостатка в поручениях и никогда не прекращал шпионить за подчиненными, издеваясь над ними и незаслуженно ругая их работу.
И именно сейчас, в позолоченном парике и в безупречной ливрее, он вышел из ниоткуда, чтобы оказаться на пути...
Эл нахмурился и усилием воли переключил фокус подвески со злобны Мальвоцвета на другой разум за стеной...
...принадлежавший смертельно уставшему Халансу Тарандару, старшему пажу. Он только что покинул комнатенку, служившую ему кабинетом, и начал долгий путь домой, к своей кровати.
Все эти приготовления к Совету — планы, ревизии, новые планы, заменяющие старые, трижды одобренные и трижды переписанные версии...
Халанс жаждал урвать хоть немного сна, прежде чем появится при дворе — слишком скоро, слишком быстро луна гналась по небу, так скоро, боги! — и начать новый рабочий день. Однако человек, который ехидно усмехался прямо перед ним, в существующей дворцовой иерархии был одиннадцатью ступенями выше любого старшего пажа, так что Тарандар выдавил из себя улыбку.
— Устало, сир.
— Что? — Мальвоцвет был радостно-шутливым. — Как так? Учитывая всю, кхм, власть в твоем распоряжении?
— Пришлось использовать эту власть в делах с неким благородным лордом, чтобы сохранить безопасность Кормира и не разрушить все приготовления к большому дню, сир.
— О? И которым неким лордом?
— Не могу сказать, сир. Извините. Приказ лорда Ганрахаста, сир; уверен, вы понимаете.
Эльминстер даже сквозь стену почувствовал, как побагровел распорядитель пиршеств.
Весь дворец знал, как Мальвоцвет боится королевского мага и любых волшебников, и глубоко негодует, когда они и все, кто обладают соответствующей властью, хранят от него секреты. Любой слуга, проработавший во дворце несколько дней, знал, что распорядитель не осмелится заговорить с Ганрахастом. Так что Халанс мог быть уверен, что правдивость его слов он не проверит.
А Мальвоцвет знал, что смазливый молодой придворный слуга, почтительно замерший перед ним, робко опустив глаза, понимает всю глубину его трусости.
Так что он с неразборчивым ворчанием отступил в сторону и побрел прочь, резко обернувшись после трех шагов, чтобы посмотреть, не ухмыляется ли Тарандар.
Эльминстер закатил глаза.
Вместо ухмылки Мальвоцвет почти поймал Халанса на зевоте.
«Боги, — думал старший паж, — этот Мальвоцвет такой предсказуемый...»
Ему потребовалось дойти до боковой лестницы, чтобы разум додумал эту мысль — таким Тарандар был уставшим. Обменявшись молчаливыми кивками со сторожившем дверь стражником у подножия лестницы, он вышел в ночь.
Эльминстер не покидал разума старшего пажа, надеясь вызнать что-то полезное о приготовлениях к грядущему Совету.
Халанса Тарандара не держали ноги, но он улыбался.
Арклет Аргустагус Делькасл был утомительным другом.
Его мысли обратились к какой-то легкомысленной ерунде, которую на все Королевства провозглашал Арклет... а затем, по какой-то странной причине, свернули к другому воспоминанию. Он смотрел в темные глаза танцовщицы в клубе, замершей, как статуя, прямо перед их столиком. Ее руки были широко раскинуты, чтобы продемонстрировать то, на что полагалось смотреть у танцовщиц... и все же он запомнил ее глаза.
Потому что они пристально изучали его.
Затем Халанс осознал, что значили те едва заметные изменения в ее взгляде и замер на полушаге. По его спине пробежал холодок.
Танцовщица прислушивалась к каждому их слову.
Зачем?