Между тем зимние морозы незаметно сменились весенней оттепелью, и, хотя снег еще не сошел с большей части земли, в воздухе уже отчетливо ощущался головокружительный и непередаваемо чувственный аромат весны, будоража кровь невнятными надеждами и смутными мечтаниями, С замиранием сердца ждала Эльнара праздника Навруз, дабы осуществить давно задуманное, от чего зависела вся ее дальнейшая жизнь.
В один из погожих деньков Эли собралась погулять в саду. Когда она одевалась, зашла Шакира и, рассматривая вместе с ней гардероб, почему-то вдруг настойчиво попросила девушку одеть голубое платье, некогда принадлежавшее ее покойной матери, а к нему — жемчужное ожерелье.
— Ты просто не представляешь, милая, как ты в этом наряде необыкновенно хороша! — восхитилась подруга, протягивая Эли чашу с бальзамом.
— Прости, Шакира, но я не хочу больше пить этот напиток. Во-первых, я уже вполне здорова, а во-вторых, после бальзама я всегда чувствую себя слабой и безвольной, в общем, как будто бы я — это не я, — попыталась отказаться Эльнара.
— Дорогая, тебе ли, дочери лекаря, не знать, что все бальзамы обладают чудодейственной силой, способной поставить на ноги самого тяжелобольного человека! Конечно, я не могу навязывать тебе свою помощь, если ты не хочешь ее принимать, но сегодня на улице такая сырость, что я очень беспокоюсь за твое здоровье. Выпей, родная, эту чашу, и больше я не буду предлагать тебе целительных напитков, раз это тебе не нужно, но сейчас будь добра, уважь мой труд.
Отчаянно морщась, Эльнара осушила чашу до дна, при этом приговаривая:
— Какая кислятина! Перестоял он, что ли?
— Тебе показалось, милая, теперь все будет хорошо. — Шакира загадочно улыбнулась.
Набросив на плечи теплый камзол, отороченный голубой норкой, Эли вышла в сад, радуясь возможности подышать свежим воздухом и полюбоваться красотой просыпающейся от зимнего сна природы. Она гуляла в саду, время от времени поглядывая в сторону дома, откуда должна была появиться Шакира. Вдруг на дорожке, ведущей к дворцу, показался личный слуга ее деда по имени Ахмед — долговязый худощавый человек с небольшими круглыми глазами, похожими на две черные бусинки, прозванный прочей дворцовой прислугой Селедка, а иногда еще беднягу называли Тухлой рыбой. Ахмеда, вечно знавшего все и обо всех, в доме Сатара недолюбливали все, кроме хозяина, ценившего его за преданность и многолетнюю безупречную службу. Зная об этом, он редко с кем говорил, неожиданно появляясь там, где его не ждали, и буравя окружающих своими цепкими, все замечающими глазками. Эли никогда прежде даже не слышала его голос, а потому очень удивилась, когда, бухнувшись ей в ноги, он вдруг по-бабьи заголосил-запричитал:
— О госпожа! Вели отрубить мне голову, но я не смею огорчить тебя тяжелой вестью…
— Что случилось? — испугалась Эльнара.
— О горе мне, горе! Да кто бы мог такое предположить, да думал ли я, что на старости лет мне выпадет участь стать вестником печали! О несравненная госпожа, будь великодушна, вели отрубить мне голову! Всевышний видит, я не смею огорчить тебя печальной вестью…
— Ахмед, не томи души, говори быстрее, что случилось? — взмолилась порядком напуганная девушка.
— За что такая несправедливость? — Ахмеда душили горючие слезы. — Не успев обрести уют домашнего очага, заботу и ласку безмерно любящего тебя деда, ты, моя прекрасная госпожа… — Ахмед зарыдал, в отчаянии заламывая руки.
— Ахмед, пожалуй, я действительно велю отрубить тебе голову… — нахмурилась Эли.
Слезы на глазах слуги мгновенно высохли, проворно вскочив на ноги, он вдруг бойко затараторил:
— Беги быстрее в дом, госпожа! Твой дед, честнейший и справедливейший, мудрейший и добрейший Сатар из славного рода Каиров, готовится покинуть эту бренную землю и вознестись на Небеса. Поторопись, он хочет проститься с тобой.
При этом неожиданном известии земля вдруг покачнулась под ногами Эльнары. Ухватившись за дерево, несколько мгновений она стояла, пытаясь прийти в себя, а потом бросилась во дворец. Если бы она вдруг оглянулась назад, то увидела б злорадную ухмылку на тонких губах Ахмеда, но зазвучавший в ней во всю мощь голос крови уверенно вел девушку вперед.
Запыхавшаяся Эли вбежала в просторные покои Сатара, где сейчас царили полумрак и пугающая тишина. С бьющимся от волнения сердцем она медленно приблизилась к роскошному ложу из красного дерева. Осторожно откинула балдахин из тонкого полотна, по краю которого золотистыми нитками были вышиты чудесные розы. Сложив руки на груди, бледный и как будто бы осунувшийся Сатар лежал, плотно закрыв глаза. Эльнара не видела его несколько месяцев. В сердце кольнуло, к горлу подступил комок, стало трудно дышать. Сбросив с себя камзол, девушка присела на краешек ложа, из ее дивных глаз покатились слезы. Позабыв обо всех былых обидах, она искренне жалела нечаянно обретенного ею и вот уже уходящего из жизни деда. В голове вдруг промелькнула мысль: «А ведь он отец моей бедной мамы, который любил и баловал ее, когда она была маленькая, страдал, когда она убежала из отчего дома. Ах, моя дорогая мамочка, я сейчас теряю еще одну нить, связывавшую меня с тобой: отец ничего не помнит, а дед умирает. Ожерелье и платье — вот и все, что осталось мне в память о тебе, родная, как же это больно!»