После суда Сакар и Чачи отправились на смолокурню, а дед Левентей — к себе домой, в Кудашнур. Он обещал прийти через пять дней, в субботу.
Пять дней Сакар помогал Яшаю пилить валежник, вывозить дрова.
Эти дни, прожитые Сакаром под одной, крышей с Чачи, окончательно решили его судьбу.
За это время Яшай полюбил Сакара. Оказалось, дед Левентей нахваливал его не напрасно; Сакар был работящим парнем.
О Чачи и говорить нечего, она уже давно любила Сакара.
Дед Левентей пришел, как обещал, в субботу, и сразу же отправился в лес, взяв с собой Сакара. Вернулись они лишь в сумерки.
— Ну, Сакар, — сказал дед, закуривая свою большую трубку и укладываясь на нары к стене, — сегодня ляжем спать пораньше. Завтра затемно вставать.
Он долго думал о чем-то, попыхивая трубкой, потом заснул. А Сакар никак не мог уснуть: его одолевали думы о завтрашней охоте. Хорошо ли стреляют баре? Какие у них ружья? Дед Левентей говорил, что ружья у, них хорошие, дорогие, не дешевле ста рублей, а го и дороже.
Не спалось и Чачи. Девушка думала о том, как послезавтра, когда баре, наохотившись, уедут, она повезет деда Левентея и Сакара в Кудашнур, о том, как встретит ее мать Сакара… Потом вспомнила про Макара Чужгана, и вновь ей стало страшно.
Не подоспей тогда Сандыр, и над ней надругался бы Макар, как надругался над Сандыр.
Вот что рассказала ей тогда Сандыр. В прошлом году на масленицу дед Чужган позвал Сандыр поработать у него по хозяйству, присмотреть за скотиной. Сказал, что снохи ушли в гости. Сандыр пошла. «Хоть несколько копеек — все пригодятся на бусы или на что другое», — решила она. У Чужгана скотины много, пришлось девушке весь день таскать воду, раздавать корма. К вечеру она совсем обессилела. Дед угостил ее рюмкой водки, мол, «с устатку». От водки Сандыр совсем разморило, она легла за печкой и крепко уснула. Неизвестно, много ли, мало ли времени прошло, только проснулась она от чьих-то объятий. Яростно старалась она отбиться от Макара, но не смогла…
«Какой зверь, этот Макар Чужганов!.. — думала теперь Чачи. — Сакар совсем не такой: пять ночей, можно сказать, рядом спали, и ничего».
— Я еще отомщу Макару, — грозилась тогда Сандыр.
— Что же ты ему сделаешь? — спросила Чачи.
— Знаю, что сделаю, — ответила Сандыр.
На другой день на смолокурку на трех парах лошадей прикатили земский начальник с гостями, становой пристав Константин Ильич.
Среди гостей Чачи сразу же заметила Григория Петровича с Тамарой и очень удивилась.
Тамара была в мужском костюме, с маленьким ружьем в руках. Высвободившись из тулупа, она спрыгнула с саней и показала на Чачи:
— Вот мне и подружка!
Чачи, хоть и понимала немного по-русски, не разобрала слов Тамары и, отвернувшись, ушла в шалаш.
Оставив лошадей на смолокурне и даже не пообедав, охотники, взяв с собой ямщиков, ушли в лес. Когда начали спускаться сумерки, прибежал один ямщик, запряг лошадьми уехал в лес.
Через полчаса все вернулись. На санях лежал убитый медведь.
Земский начальник с гостями зашли в шалаш, оглядели его и тотчас же вышли. Зверев велел развести костер поодаль от шалаша под тремя раскидистыми елями и велел Чачи согреть большой чугун воды.
Как только костер разгорелся, под елями настелили сена, на него положили ковер и тулупы. Расставили вина и закуску.
В лесу тихо. Дым от костра столбом поднимается в небо.
Охотники сели вокруг костра. Посадили и деда Левентея с Сакаром. Дед поначалу отказывался:
— Мы, барин, постоим…
— В лесу никакого барина нет, тут все охотники, — сказал земский начальник. — Садись.
— Садитесь! — указал им место становой пристав.
Тамара сидела между Григорием Петровичем и Сакаром и смотрела на обоих с восторгом.
Медведь долго не выходил. Хотя собака одного из охотников с лаем разрывала снег, медведь не шевелился. Тогда Сакар сунул в берлогу длинную жердь. И тут медведь поднялся.
Сакар отпрыгнул в сторону, медведь пошел прямо на городского гостя. Тот выстрелил, но то ли поторопился, то ли рука у него дрогнула, только пуля даже не задела медведя.
В это время к медведю подбежала собака. Медведь замахнулся на нее лапой. Собака кинулась в сторону Григория Петровича, медведь — за ней.
Григорий Петрович слегка струхнул. Он держал ружье впервые в жизни.
«Не попаду — сомнет, — мелькнуло у него в голове. — Э-э, будь что будет!»
Он прицелился, закрыл глаза и выстрелил.
Его выстрел совпал с другим выстрелом. Это выстрелил Сакар. Но никто этого не заметил, и все смотрели на Григория Петровича. И лишь тонкий музыкальный слух самого Григория Петровича отчетливо уловил: на четверть секунды после его выстрела раздался тот, второй.
Григорий Петрович открыл глаза: медведь, словно кто-то толкнул его в грудь, попятился назад и повалился на снег. Пуля пробила ему голову.
Сакар стоял в стороне, отвернувшись.
И вот теперь, сидя у костра, Матвей. Николаевич поднял стопку с вином:
— Выпьем за самого меткого стрелка!
— Ур-ра! — закричал Константин Ильич.
Григорий Петрович не знал, как ему быть… Опустив глаза, он осушил свою стопку.
— Ур-ра! — подхватил Матвей Николаевич.
Выпили, закусили. Мало-помалу все охмелели.
Охотник, приехавший из города, сначала косо поглядывал на учителя, но, захмелев, подобрел.
— Да здравствует меткий стрелок! — прокричал он и опрокинул в рот стакан вина.
Хмель ударил в голову и Григорию Петровичу. Обняв одной рукой Тамару за плечи, другой он приподнял стакан и принялся ораторствовать:
— Сегодня я убил медведя… Но я считаю, что не я один его убил, а все мы вместе… Я, уважаемый Аркадий Анемподистович, — обратился он к городскому гостю, — голосую за то, чтобы медвежью шкуру отдать вам. Матвей Николаевич, вы не будете возражать?
— Григорий Петрович, вы благородный человек! — воскликнул Зверев. — У меня уже седые волосы, а у вас едва усы пробиваются. Но все равно я вас уважаю. Если бы вы не были черемисом, я бы, не сказав ни слова, выдал за вас мою дочь.
Григорий Петрович резким движением оттолкнул Тамару так, что она упала на Сакара, и поднял руку, как римский трибун.
— Я черемис! Да, я чистокровный черемис! И мне не нужна дворянская дочь. Я женюсь вот на этой простой марийской девушке! — И он показал на Чачи.
— Григорий Петрович, Гриша! — Тамара поднялась и, схватив его за руку, потянула к себе. — Гриша, не придавай значения словам отца!
— Григорий Петрович, за что же вы рассердились? — удивленно спросил Матвей Николаевич. — Что я плохого сказал? Не понимаю!.. — И он, наполнив стакан, выпил.
Городской гость затянул песню. К нему присоединился Зверев. Тамаре удалось успокоить Григория Петровича. Нарушая тишину ночи, зазвучала охотничья песня из «Волшебного стрелка»: