— Чачи, о чем у тебя болит душа? — спросила Ови.
Чачи взглянула на подругу. Та смотрела на нее с таким участьем, что Чачи рассказала ей о Сакаре.
— Почему же ты грустишь, ведь он любит тебя…
Чачи вздохнула:
— Были бы у меня крылья, полетела бы, хоть одним глазком взглянула на него…
Послышался звон колокольчиков. Со стороны села подъехали две пары лошадей, запряженные в тарантасы. За ними шла толпа мужиков с кольями, топорами и лопатами в руках.
Яшай, отец Чачи, нес длинную жердь с красным платком на конце.
Сзади ехала телега, доверху нагруженная столбами, покрашенными с одного конца красной краской. На другом конце каждого столба был прилажен брусочек и сделан затес шириной в две ладони. На всех затесах выжжен орел.
Тарантасы остановились на краю поля. Из одного вышли земский начальник и землемер. С другого Егор Пайметов спустил на землю какой-то блестящий круг на трех ножках. На этот круг землемер поставил другой круг с трубкой.
С другой стороны, от деревни, подошли нурмучашские мужики. Землемер показал им какие-то бумажки.
— Сейчас будем проверять старые межи.
Он долго смотрел в бумагу, потом приказал поставить столб возле старой межевой ямы на бугре.
Вместе с мужиками прибежали ребятишки. Среди них вертелся Януш. Увидев сестру, он сказал:
— Чачи, иди-ка сюда, я тебе что-то скажу.
Брат и сестра отошли в сторону.
— Дядя Сакар. в больнице, — прошептал мальчик.
— Какой Сакар? — не сразу поняла Чачи.
— Да тот, который был у нас зимой. В суд вы с ним вместе ходили.
— Ой, что ты!
— Я сам его видел. Утром учитель водил нас в больницу. Он там в углу на полу лежал… У него ребра поломаны…
Дальше Чачи не слушала. Наказав Япушу присмотреть за коровой и овцами, она опрометью побежала в село.
Две недели Сакар не приходил в сознание. Две недели каждое утро прибегала Чачи к Клавдии Федоровне, и каждый раз Клавдия Федоровна встречала девушку одними и теми же словами:
— Очень плох…
Клавдия Федоровна пустила Чачи к Сакару лишь на третий день.
Увидев Сакара в белой рубашке, Чачи заплакала: было похоже, что он лежит не на койке, а в гробу.
— Родня? — спросила сиделка.
— Родня, родня…
— Если в первые две недели не помрет, значит, выздоровеет…
Эти две недели показались Чачи бесконечными. Но вот и они прошли. Рано утром прибежала она к Клавдии Федоровне. Что-то она скажет сегодня?
— Кризис миновал, — сказала Клавдия Федоровна. — Теперь поправится. Но все же ему придется пролежать в больнице еще месяц. Приходи вечером, принеси ему молока и яиц…
Словно на крыльях, вернулась девушка домой. Вечером она налила в бутылку парного молока, сварила яиц всмятку и, пока не остыли, понесла в больницу.
Тихонько открыв дверь, Чачи одна, без Клавдии Федоровны, вошла в палату и остановилась возле койки Сакара.
Он лежал с закрытыми глазами: то ли спал, то ли не было сил открыть глаза. Бледный, щеки ввалились…
Чачи заплакала. Мужик, лежавший на соседней койке, с любопытством посмотрел на нее.
От всхлипываний девушки Сакар проснулся. Проснулся и не мог сообразить: Чачи стоит перед ним или ему это только мерещится…
Увидев, что Сакар открыл глаза, девушка обрадовалась. Глаза у парня такие же чистые, как и прежде. Он уже понял, что возле него действительно стоит Чачи.
— Сакар, поешь, — сказала Чачи. — Я принесла тебе молока и яиц.
— Нет, Чачи, не хочу, я уже ел в обед.
— Съешь хоть одно яичко… Горячее… Не хочешь? Ну тогда молока выпей.
Она налила молока в чашку, стоявшую на столике у изголовья больного, приподняла его голову и поднесла чашку к губам:
— Пей, молоко теплое… Парное..
Тут в палату вошла Клавдия Федоровна. Услышав последние слова девушки, она сказала;
— Нельзя давать ему сырое молоко, надо прокипятить.
Сакар откинул голову на подушку, закрыл глаза.
— Устал, — сказала сиделка. — Оставь, Чачи, молоко, я вскипячу его на спиртовке и завтра напою.
— Завтра я свежего принесу. А это возьмите себе. И яйца возьмите, я их всмятку сварила… Еще не остыли…
Клавдия Федоровна увела Чачи к себе, перелила молоко в-свою посуду. Возвращая бутылку, протянула девушке деньги.
Чачи покраснела.
— Я от вас денег не возьму, Клавдия Федоровна!
— Не возьмешь, забирай все назад. — В голосе сиделки послышались сердитые нотки. — У вас у самих лишнего нет.
4
На экзамены в аркамбальскую школу приехал инспектор. Рядом с ним за с голом сидели земский начальник и поп..
Хотя Япуш весь год учился хорошо, на экзамене робел. Перед ним вызвали к доске одного ученика и задали такую задачу: «Ехал мужик на телеге. Окружность задних колес 5 аршин, передних — 3 аршина. Сколько верст проехал мужик, если известно, что передние колеса сделали на 400 оборотов больше, чем задние?»
Мальчик долго решал задачу, но так и не смог решить.
Тогда к доске вызвали Япуша. Он любил арифметику и за зиму перерешал много всевозможных задач. Поэтому с этой задачей он справился быстро и написал правильный ответ.
— Молодец! — одобрительно сказал инспектор.
После арифметики был экзамен по закону божьему. И он прошел благополучно, Япуш получил похвальный лист и Евангелие в красном переплете. Кроме него, еще один ученик получил награду. Из девяти учеников, оканчивавших школу, лишь один не выдержал экзамена.
На квартире у Григория Петровича инспектор за чашкой чая повел разговор.
— Вы, Григорий Петрович, прекрасный учитель, только слишком много внимания уделяете марийскому языку. Ну, скажите, зачем нужен в жизни марийский язык? В школе нужно учить говорить и писать по-русски.
— В ответ на ваш вопрос я приведу высказывание Константина Дмитриевича Ушинского. Думаю, что его авторитет неоспорим. Вы, Антоний Степанович, юрист и смотрите на все с юридической точки зрения, а Ушинский был педагогом.
Григорий Петрович снял с полки книгу и, раскрыв на нужной странице, протянул инспектору. Тот прочел вслух отмеченное место.
— «Язык народа — лучший, никогда не увядающий, вечно вновь распускающийся цвет всей его духовной жизни, начинающийся далеко за границами истории. Язык не только выражает жизненность народа, но есть сама жизнь».
Прочитав эти строки, инспектор сказал:
— Это сущая правда… Но ведь Ушинский писал о западных славянах. У них, взять хоть бы чехов, высокая культура, богатая история. А что есть у марийцев?
— Антоний Степанович, а что вы скажете о поляках? — не отвечая, спросил учитель.
— У поляков тоже, конечно, есть своя культура.
— Поляки сейчас живут в трех государствах: в Германии, Австрии и России. Как по-вашему, Антоний Степанович, где им живется лучше?
— Вот что, Григорий Петрович, — нахмурился инспектор, — вы ничего подобного больше никому не говорите, не то вас станут считать революционером. Я вам по-отечески советую, выбросьте из головы эти вредные мысли. Меня, уже предупредили, что вы собираете в школе марийцев, читаете им какую-то марийскую историю и тому подобное… Если я вам разрешил проводить религиозно-нравственные беседы, то это вовсе не значит, что вы получили право рассказывать какую-то выдуманную вами историю.