Старик поп внимательно выслушал его, похвалил за намерение обзавестись семьей, но, в конце концов, сказал:
— Яшай Никифоров не в моем приходе. Мы с отцом Сидором поделили Аркамбал, одна половина моя, другая — его. Так что тебе с отцом Сидором надо поговорить.
Григорий Петрович пошел к отцу Сидору.
Тот тоже внимательно его выслушал, кивая головой, то и дело повторяя: «Та-ак», «та-ак». Григорий Петрович совсем уж было решил, что дело сделано, как вдруг отец Сидор сказал:
— Я ей дал уже одну выписку из метрики, другой не дам. Обвенчать вас тоже не могу, она уже обвенчана.
— Нет, батюшка, она не венчалась.
— Венчалась, не венчалась — этого я не знаю, а знаю, что давал ей выписку из метрики для священника Аринского прихода. Если он напишет справку, что не венчал>ее, тогда другое дело.
— Я принесу такую справку.
— Кроме того, нужна выписка из метрики, которую я ей дал.
— И это будет, батюшка!
Поблагодарив попа, Григорий Петрович пошел к Яшаю.
4
Когда Григорий Петрович вошел во двор, Чачи на крыльце разговаривала с Япушем.
— Чачи, — сказал Григорий Петрович, — я иду в Морки.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Нужно принести справку от аринского попа, что ты у него не венчалась. А где бумага, которую тебе дал отец Сидор?
— Какую бумагу?
— Когда ты выходила замуж, отец Сидор давал тебе выписку из метрики?
— Какую выписку?
— Ну, как тебе объяснить? «Письмо», — как говорят марийцы.
— Письмо? — испуганно переспросила Чачи. — Оно в сундуке осталось.
— В каком сундуке?
— Ну там… с вещами…
Григорий Петрович приуныл. Из сундука, оставшегося в доме Чужгана, метрику не скоро достанешь.
Япуш с удивлением смотрел на сестру и Григория Петровича. Ведь сестра все это время пряталась в лесу, только что вернулась: о чем они говорят с Григорием Петровичем, какие у них могут быть дела?
А Чачи не спускала глаз с Григория Петровича. Почему он вдруг стал таким печальным?
Но тут Григорий Петрович тряхнул головой, схватил Чачи за руку и с жаром сказал:
— Ну что ж, будем жить в гражданском браке!
Хотя Чачи и не поняла, что значит «жить в гражданском браке», ее обрадовало, что у Григория Петровича повеселели глаза.
«Пусть хоть весь свет будет против меня, я не отступлю!» — подумал он про себя и, взяв Чачи за руку, шагнул через порог избы.
Япуш, удивленный еще больше, побежал в кудо[19], где мать готовила обед.
— Мама, к нам Григорий Петрович пришел!
«Зачем? — оробела Яшаиха. — Зачем это учителю понадобилось к нам приходить? Может, — тоже пришел ругать Чачи за то, что она сбежала от мужа?»
Яшаиха посидела немного в раздумье, потом вдруг заторопилась:
— Япук, я в избу схожу, а ты присмотри за котлом… Если побежит через край, помешай половником.
Япушу тоже не хотелось сидеть в кудо. Наверное, Григорий Петрович сейчас рассказывает что-нибудь чрезвычайно интересное. Япуш так и подумал: «чрезвычайно интересное». Он умеет выражаться несколько витиевато, ведь этой весной он закончил школу и прочел много хороших книг, которые давал ему Григорий Петрович…
Похлебка побежала через край котла, зашипела, попав на огонь.
Япуш схватил половник и принялся мешать, но его мысли были далеко.
«Прежний учитель был совсем не похож на Григория Петровича, — думал он. — Да и как он учил! Придет в класс, задаст задачу, скажет: «Решайте!», а сам уйдет и возвратится только к концу урока. Если кто-нибудь не успел или не сумел решить задачу, он аспидной. доской колотил того ученика по голове Прежний учитель почти всегда бывал пьян и по-марийски ни одного слова правильно выговорить не мог Хорошо, что его сняли, а то не пришлось бы Япушу читать хорошие книги…»
Только за плохое преподавание учителя, конечно, не сняли бы, да, на счастье, он поругался с отцом Видором., По правде сказать, виноват был сам поп но жизнь такова, что по большей части виновный оказывается правым, а правый — виноватым. Конечно, Япушу, по его годам, еще не положено знать такие веши, но в деревне взрослые, не остерегаясь, говорят при детях все, что угодно. Поэтому ребята раньше времени узнают о многом, совсем неподходящем для их возраста. О ссоре попа Сидора с пьяницей учителем Япуш услышал в ночном…
Ночное! Это слово и сейчас заставляет мое сердце биться сильней! Наша деревня стоит в лесу. Урожаи у нас бывают плохие, овса не то что лошадям, самим на похлебку и лепешки едва-едва хватает. Лишь сойдет снег, лошадей выгоняют на подножный корм — в лес, на луга. В ночное гоняют лошадей по большей части молодые парни, девушки и подростки. Иной раз идут и старики, которым не спится по ночам.
Лучше всего в ночном в середине лета. Ночи в эту пору короткие, теплые, светлые. Но все равно на опушке разжигается костер. Золотые искры летят в небо. Высокие дубы и сосны кажутся сказочными богатырями. Листья на деревьях шелестят, словно о чем-то шепчутся между собой.
По всему лугу, то здесь, то там между кустами слышится похрустывание веток, фырканье лошадей, позвякиванье бубенцов и колокольчиков.
Старики сидят у костра, вспоминают прошлое. Подростки слушают их, навострив уши, или затевают какую-нибудь игру. А те, что постарше, которые считают себя уже женихами и невестами, держатся в сторонке. Частенько между парнем и девушкой зарождалась любовь здесь, в ночном…
Девушки, стреножив своих лошадей, собирают цветы, плетут венки, затевают пляски, заводят песни.
Одну девушку, которую я знал в детстве и не раз видел в ночном, не могу забыть до сих пор. Звали ее Почук. Всю ночь напролет она пела и плясала, не зная отдыха. Она была небольшого роста, стройная, красивая, ее чистый голосок звучал, как серебряный колокольчик… Каких только песен не знала Почук. Она умела петь, подражая и старухе, и молодой щеголихе, и свахе на свадьбе, сама сочиняла шуточные песни…
Парии, словно мошкара, вились вокруг Почук. Только все напрасно: на язык она была бойка, а в руки не давалась.
И такая девушка пропала ни за грош. Однажды зимой она полоскала в речке белье и простудилась. К кому только не ходила ее мать — у ворожейки ворожила, в священную рощу зайцев носила на жертвенник, свечи жгла в церкви — ничего не помогало. Почук таяла.
Я вернулся из города на другой день после ее похорон. Узнав, что Почук умерла, пошел к ее матери. Она со слезами рассказала мне о болезни и смерти дочери.
— Почему же вы не отвезли ее к доктору? — спросил я.
Женщина заохала:
— О, господи, господи, а мы ведь и не догадались… И не посоветовал никто… Ох, горюшко горькое, легла моя доченька в могилу, не пожила на белом свете…
О ссоре пьяницы учителя с попом Сидором рассказал в ночном Сергей Кондратьев. Его брат работал сторожем при волостном правлении, поэтому ему все было известно.
Отец Сидор давно овдовел, и при нем жила экономка Анна Федоровна. Честно говоря, Анна Федоровна хорошая женщина, с марийцами, когда они приходят к попу, разговаривает вежливо. Никто на нее не обижается.