— Притворяется, мерзавец! Но он у меня заговорит. А пока отведите его обратно в тюрьму!..
Сакара увели. Тагановский вызвал письмоводителя, приказал ему написать приставу второго стана, чтобы тот собрал в Кудашнуре сведения о Сакаре. Он продиктовал письмо в Аркамбал, в котором утверждал, что случай на элнетских лугах — не простой бунт, а революционное выступление, поэтому необходимо произвести тщательное расследование, и если в селе будет обнаружен какой-либо подозрительный человек, его надлежит немедленно арестовать и препроводить в Царевококшайск.
Получив предписание от судебного следователя, пристав второго стана вызвал к себе урядника Варлама Яковлевича. Урядник был ревностный служака, который не терпел никакого нарушения порядка и обо всем увиденном или услышанном и, по его мнению, пахнущем крамолой, незамедлительно докладывал начальству.
Рассказывают, что однажды Варлам Яковлевич поссорился с женой. А жена у него — всем урядникам урядник, только вместо шашки орудует скалкой. Так и тогда, в ту ссору, она взялась за скалку. Неизвестно, была ли в руках Варлама Яковлевича шашка, но ему пришлось отступить. Отступая, он наткнулся на лохань с помоями и плюхнулся в нее. Вода полилась на пол. Этого Варлам Яковлевич никак не мог потерпеть. Одно дело ругаться и драться, но затолкать человека в лохань — это уж никуда не годится, и он заорал во всю свою луженую урядничью глотку:
— Сейчас же прекратить беспорядки!
Но жена, не то что другие, не испугалась урядничьего окрика и огрела мужа скалкой по голове.
— Караул!.. — завопил урядник.
Жена ударила его еще раз. Опрокинув лохань и разлив остатки воды, Варлам Яковлевич вскочил на ноги и, прихватив шашку, побежал к становому приставу.
— Ваше высокоблагородие, — отрапортовал он, — в квартире урядника Варлама Яковлевича беспорядки. Жду ваших приказаний, какие принять меры?
Не знаю, было ли все это на самом деле, только моркинцы утверждают, что именно так все и было.
Получив приказ станового пристава собрать сведения о Сакаре, Варлам Яковлевич тотчас же выехал в Кудашнур.
7
Отругав Яшая, Чужганиха отвела душу и немного успокоилась. Но когда спустя несколько дней узнала, что Чачи вернулась домой, старуха снова обозлилась.
Чем больше думала Чужганиха о Чачи, тем сильнее разгоралась ее злоба. Как эта голая крыса (Чужганиха иначе не называла бедняков) посмела так поступить? Если бы ее прогнал Макар или Чужганиха пинками выпроводила бы из дому, другое дело. Но чтобы молодуха сама сбежала от мужа, едва не убив его, — дело невиданное и неслыханное, небывалое дело. Разве род богача Чужгана потерпит такой позор?
Просто ума не приложишь, что этой девке не понравилось? Где она сыщет лучшую семью? И жених хорош. Видать, правду говорят, что все девки за Элнетом — распутницы.
Так думала Чужганиха.
И Макара мучила досада: прямо изо рта ушел лакомый кусок, совсем как сказочный колобок.
Макару даже не верилось, что все это не приснилось во сне, что на самом деле его молодая жена сбежала от него.
«Куда ей бежать? — размышлял он. — Сакар в тюрьме. И к отцу не вернулась. А вдруг кинулась в реку? Нет, вряд ли. Ну ладно, попадись она мне, уж я ее проучу, не посмотрю, что только поженились!..»
Старик Чужган поначалу испугался, как бы Чачи не сделала чего-нибудь над собой: как-никак ушла из его дома. Если повесилась или утопилась, хлопот не оберешься. Но прошел день, другой, третий, никто не приходил к Чужгану с расспросами, потом дошли слухи, что сноха живет у отца.
Тут уж Чужган почувствовал себя оскорбленным. Вот ведь бесстыжая девка, ославила на три волости! Пусть ушла бы через месяц или даже через неделю, а то сбежала в первую же ночь… Седьмой десяток живет на свете Чужган, но ничего такого до сих пор не видывал и не слыхивал. Добро бы от какого-нибудь бедняка ушла, а то ведь от богатого.
Те же мысли занимали и дочерей и снох Чужгана.
Ни сам Чужган, ни его жена, ни сыновья не выходили жать, а его дочерям и снохам приходилось работать наравне с батраком. По пятницам и воскресеньям Чужган нанимал человек пятьдесят — шестьдесят жнецов, и тогда его сыновья ходили среди них, словно бурмистры.
Но сегодня не пятница и не воскресенье, поэтому на поле трудятся только Чужганова дочь Оляна, две снохи да батрак. Женщины сплетничали между собой, не стесняясь батрака.
Судача о том, о сем, заговорили и о Чачи.
— О господи, господи, хватило же у девки смелости! — удивлялась жена Романа. — От мужа сбежала!
— Элнетские девки — все бойкие, — сказала жена Александра. — Прошлым летом в Энгерсола приезжала свадьба, так, говорили, у них девка в барабан колотила!
— Да что ты!
— Здорово, говорят, колотила. У шайринских барабаны большие, громкие. Стучит она и поет: «В семи Шайрах одна Майра!» А на ногах у нее сапоги!
— В прошлом году на масленице в Корамасах я тоже насмотрелась на одну шайринскую, — сказала Оляна. — Вот уж бессовестная девка! Плясать сама выходила, и просить не надо! А уж на парней вешалась…
— Видать, дочь Яшая такая же.
— Что ни говори, остался Макар на бобах, — вставил свое слово батрак. — Ему бы взять ложку и снять сливки, а они как раз сбежали!
— Да остались ли Макару сливки-то? — с насмешкой спросила- жена Александра. — Говорят, она всю зиму спала с кудашнурским Сакаром на смолокурке.
— Небось не с одним Сакаром путалась, — высказала свое предположение Оляна. — И после Сакара кто-нибудь был…
Урядник Варлам Яковлевич, проезжая Лопнур, по пути заехал попить чайку к деду Чужгану. В Кудашнуре ни у одного хозяина не побалуешься чайком, уж очень бедная деревня.
— Добрый вечер, Осип Кондратьевич, — приветствовал урядник Чужгана. — Как живем-можем?
— Понемножку, Варлам Яковлевич. Сам-то ты по какому делу ездишь?
— Да вот, был в Кудашнуре. Собирал сведения, кто такой Захар Ефремов, который сидит в тюрьме.
— Не знаешь, Варлам Яковлевич, скоро его отпустят?
— Про это лишь богу да начальству известно, мы про то не ведаем… Между прочим, тамошние мужики ничего плохого о нем не говорят. Рассказали мне одну смешную историю, как он в сюрем выгнал картов из своей избы… Ха-ха-ха! Так им и надо! Молодец парень!
Все веры, кроме православной, урядник считал «погаными». Марийских картов он называл не иначе, как слугами самого дьявола. Но сообщение о том, что Сакар выгнал картов, урядник на всякий случай занес в протокол. Кто знает, может, начальству и это пригодится. Уж лучше написать побольше, чем поменьше.
За чаем Чужган с Чужганихой рассказали Варламу Яковлевичу про Чачи.
— Как ты думаешь, Варлам Яковлевич, можем мы силой вернуть ее обратно? Сам понимаешь, как она нас опозорила… А уж мы тебя за хлопоты отблагодарим.
— Что ж вы мне раньше не сказали, я бы давно ее привел. Нет такого закона, чтобы жена от мужа бегала.
— Так-то оно так, да только мы сами сделали промашку, не обвенчали их.
— A-а, ну тогда ее не вернешь. По закону невенчанная — значит, не жена.
— И чего по дороге не завернули в церковь! — сокрушалась Чужганиха. — И деньги батюшке наперед были уплачены, и бумага нужная была у Чачи в сундуке.
— Мать, где эта бумага? — спросил дед Чужган.
— Я ее в свой сундук убрала.
— Так что, Варлам Яковлевич, нельзя ли как-нибудь… Ведь мы в большие расходы вошли…
— Расходы — это одно, а главное — ославила она нас, проучить девку надо.
Урядник почуял, что тут можно хорошо поживиться. Только он никак не мог придумать, за что бы ухватиться.
— Ты вот что, Осип Кондратьевич, — сказал, немного подумав, Варлам Яковлевич, — приезжай-ка ты завтра ко мне. Есть у меня один человек, любому адвокату нос утрет, уж он-то отыщет лазейку.