Девушка завернула в платочек свой дворец, и поскакали они спасать сестру парня.
Приехали они во дворец одноглавого змея.
— Сестра, поедем домой, — говорит парень.
— Очень хочется мне домой, — отвечает сестра, — да боюсь змея.
— Не бойся, поехали.
Уговорил парень ее, завернули они и этот дворец в платочек, села сестра на лошадь одноглавого змея, и заторопились они домой.
Ехали они, ехали, вдруг слышат вдалеке шум и гром.
— Уж не змей ли гонится за нами? — спрашивает парень у конька.
— Змей, — отвечает конек.
— Что же нам делать?
— Не беспокойся, мы, кони, сами с ним справимся, а вы отойдите в сторону.
Слезли парень, его невеста и его сестра с лошадей и спрятались в кустах. Прилетел змей верхом на коне. Конь копытами бьет — готов всех затоптать. Увидев на дороге лошадей, он остановился.
Стали лошади разговаривать на своем языке.
— Зачем нам служить змеям? — говорили они. — Лучше послужим этому парню. Он добрый, нашего меньшого брата вылечил.
Тогда сбросил конь одноглавого змея на землю и растоптал копытами.
Так погиб змей, и с тех пор перевелись змеи-горынычи на земле.
Парень с девушкой вскоре сыграли свадьбу, и сестра тоже вышла замуж за хорошего человека. И стали они жить-поживать в тех дворцах, что привезли в платочках. А кони служили им верой и правдой…
Григорий Петрович с интересом слушал сказку и, когда Чачи кончила рассказывать, подумал: «Нет, не перевелся на земле змеиный род: и земский начальник, и становой пристав, и Панкрат Иванович, и Чужган — все они — настоящие змеи-горынычи… Как нам спастись от них?..»
4
Григорий Петрович и Чачи пришли в Тумеръял уже за полдень. Иван Максимович работал в саду, на пчельнике. Гостей встретила его жена Зинаида Васильевна.
— Заходите, заходите, Григорий Петрович! — еще издали заметив их, позвала она.
— Добрый день, Зинаида Васильевна! — Григорий Петрович приподнял картуз. — Иван Максимович дома?
— Дома. Он в саду с пчелами возится. А кто это с вами? — спросила Зинаида Васильевна, с любопытством глядя на Чачи.
— Извините, Зинаида Васильевна. Я совсем упустил из виду и не познакомил вас. Это моя жена, прошу любить и жаловать. Ваши советы будут ей очень полезны. Вас, Зинаида Васильевна, многим женам можно поставить в пример.
— Каким вы стали кавалером, Григорий Петрович, даже комплиментам научились!
— Это вовсе не комплименты. Я действительно хочу, чтобы Чачи поучилась у вас, как надо вести хозяйство.
— Что ж, если вы так настаиваете, будь по-вашему. Учиться так учиться, плохому мы не научим.
Зинаида Васильевна, обняв Чачи за плечи, повела ее в дом.
Григория Петровича порадовало, что Зинаида Васильевна так приветливо встретила Чачи.
— Хвалю, хвалю вашу решительность, — говорила Зинаида Васильевна Григорию Петровичу. — Вы поступили как герой. Мы тут уже слышали про вас…
Слова Зинаиды Васильевны, словно острым железом, больно царапнули Григория Петровича по сердцу.
«Герой!.. — подумал он. — Эх, Зинаида Васильевна, если бы вы только знали, какой ценой мне удалось вызволить Чачи! Если бы вы знали, ради чего я пришел сегодня к вам, то вряд ли вы разговаривали бы со мной так ласково».
— Садитесь отдохните, — продолжала Зинаида Васильевна. — Иван Максимович скоро закончит свое дело, ему осталось осмотреть всего несколько ульев.
— Да нет, не стоит ему из-за меня прерывать работу, я лучше сам пойду к нему на пасеку. Дайте, пожалуйста, сетку.
Зинаида Васильевна дала Григорию Петровичу защитную сетку. Выходя из дома, Григорий Петрович в дверях обернулся. Зинаида Васильевна уже что-то говорила Чачи.
— Ступайте, ступайте, — улыбнулась Зинаида Васильевна. — У нас тут свои, женские, секреты. Мужчинам их не следует знать.
Когда Григорий Петрович вышел из дома, Зинаида Васильевна спросила Чачи:
— Ты, наверное, очень перепугалась, когда пришли урядник и стражники?
— Думала, умру от страха, — вздохнула Чачи.
Зинаида Васильевна с сочувствием погладила ее по плечу.
— Ну, ничего, теперь все позади. Ты лучше думай о будущем. Тебе будет хорошо, Григорий Петрович очень славный человек.
Зашумел самовар. Зинаида Васильевна стала собирать на стол. Чачи приглядывалась, стараясь запомнить, что делает Зинаида Васильевна, как расставляет посуду.
Вскоре в дом возвратились Иван Максимович и Григорий Петрович.
— Вот возьми, Зина, вырежь соты, — сказал Иван Максимович, подавая жене раму.
— А ты пока сходи переоденься, у тебя и руки, и лицо, и одежда — все грязное.
— Ну, уж извините, Зинаида Васильевна, это не грязь, а самый великолепный мед, — улыбнувшись, возразил Иван Максимович. — Но, впрочем, я не имею ничего против того, чтобы умыться и переодеться.
Иван Максимович вышел в другую комнату. Зинаида Васильевна повернулась к Григорию. Петровичу:
— Григорий Петрович, вам сколько лет?
— На спас будет двадцать.
— Значит, вам еще только предстоит призываться…
— Да, еще только предстоит… Вы этим хотите сказать, что я слишком молод, чтобы жениться?
— Нет, я имела в виду совсем не это. Меня беспокоит… Вы читали последние газеты?
— Конечно, стыдно, но вынужден признаться: в эти дни я газет даже в руки не брал…
Зинаида Васильевна протянула Григорию Петровичу газету.
Ему сразу же бросился в глаза крупный заголовок на первой странице: «Австрийский ультиматум Сербии».
Зинаида — Васильевна показывала Чачи свое хозяйство. Переодевшись, вернулся Иван Максимович.
— Теперь можно и за руку поздороваться, — подал он руку Чачи. — Как поживаете?
— Спасибо, ничего…
— Прошу за стол! — позвала Зинаида Васильевна.
— Что же это такое? Неужели Австрия начнет против Сербии войну? — сказал Григорий Петрович, складывая газету. — Австрия ставит Сербии явно провокационные условия.
— По-моему, в эту войну будет втянута вся Европа, — задумчиво ответил Иван Максимович.
— Неужели и Россия будет воевать?
— По всей видимости. Россия обязана будет выступить против Австро-Венгрии, Австрию поддержит Германия, Россию — Франция и Англия…
— Какой же страшной будет эта война!
— Крови прольется немало…
— И марийцев заставят воевать, неизвестно за что и за кого…
— Война не нужна, никому: ни русским, ни другому какому народу…
— Ну, уж русских нельзя сравнивать с марийцами: для них Россия — родина, для нас — угнетатель.
— В Российской империи хорошо только богачам, какой бы национальности они ни были, а трудящемуся человеку, русскому или марийцу, жить одинаково плохо.
— Ну, хватит, хватит, — перебила мужа Зинаида Васильевна, — Хватит спорить, войны-то нет…
— Пока еще нет войны, но она может разразиться в любую минуту, — сказал Иван Максимович.
— Иван Максимович, как вы думаете, если начнется война, то нарекая власть удержится?
— Скорее всего, русские войска будут биты так же, как и в японскую войну. Безусловно, эта война окончится революцией. Уже сейчас бастуют петербургские рабочие, того и гляди, по всей России начнутся крестьянские волнения. Марийский народ тоже начинает освобождаться от векового страха, и у него кончается терпение. События на элнетских лугах показывают, что марийский мужик стал способен на протест.
— Только, этот протест дорого обошелся мужикам: один убит, пятеро арестованы. Причем один арестован совершенно ни за что, в бунте он не принимал никакого участия. Тем не менее его до сих пор не освободили и не собираются освобождать.