Когда мертвого вынесли из барака, Сакара охватила тоска. «Неужели и мне суждено у-мереть вдали от родных мест?» — подумал он.
А в голове звучали слова питерского рабочего Волкова:
— Царь… Генералы… Купцы.
— Чужганы… Царсвококшайское начальство… Моркинский урядник… — сказал Сакар, как бы продолжая речь Волкова.
Вот кто виноват в том, что Сакару придется сложить свою голову на чужбине. Но нет, нет! Надо все вытерпеть, все перенести — только» бы жить, жить, жить!
9
Летом из Сибири вернулся Егор. Приехал в родную деревню и шеръяльский Каври, прожив на берегах Амура одиннадцать лет.
Вскоре они, Григорий Петрович и Чачи с Зинаидой Васильевной начали вести в селе революционную пропаганду. Каври и Егор вели работу среди мужиков-бедняков, Чачи и Зинаида Васильевна — среди женщин. Григорий Петрович руководил ими и держал связь с Казанским комитетом большевиков.
Прежде всего они решили создать в Аркамбале Совет крестьянских депутатов, выбрав в него батраков и бедняков, а прежнего волостного и старшего писаря прогнать.
Вторая задача — отобрать у Панкрата Ивановича элнетские луга и вернуть солдаткам и беднякам их полосы, которые он у них забрал и засеял. А если у кого из солдаток некому будет работать в поле, то таким оказать помощь через Совет крестьянских депутатов.
И третья задача — разоблачить и арестовать бывшего земского начальника, потому что нынешний председатель волостного комитета все делает по указке Зверева. Кроме того, Зверев за последнее время подружился с Панкратом Ивановичем и даже, говорят, хочет выдать свою дочь за его сына-прапорщика. Арест Зверева взял на себя Каври.
Сначала Чачи не знала, как подступить к женщинам, потом поняла, что начинать надо с солдаток. Война надоела всем. А особенно горько пришлось из-за нее солдаткам: нелегко справляться одной, без мужика, в хозяйстве. Только таким, как Панкрат. Иванович, война не в горе. Сыновья его не на фронте, а прохлаждаются в Казани, и почти каждую неделю то один, то другой гостит у отца в Аркамбале.
Егору и Ка^ри помогли развернуть агитацию элнетские луга. Хотя после передела по столыпинскому закону Панкрат Иванович вот уже три года является хозяином этих лугов, у аркамбальских мужиков до сих пор не перестала болеть из-за них душа.
— Отобрать надо у него луга, — говорят многие.
Раньше в Аркамбале луговые угодья перераспределяли каждый год.
В одно воскресенье народ собрался на такой ежегодный передел. Почти половина собравшихся — солдатки.
Пришли и Григорий Петрович с Егором и Каври, вроде бы послушать. Потом пододаи Чачи и Зинаида Васильевна.
Сход вел председатель волостного комитета, прежний волостной старшина Павел Кандаров.
— Как нынче будем распределять луга, по старому списку или по новому? — спросил он мужиков.
— По старому, — ответил мужик с козлиной бородкой. — .Ведь всего три года назад составляли списки.
— Не-ет! — перебил его другой мужик. — Коли теперь новое правительство, стало быть, и луга делить надо по-новому, чтобы каждому мужику — и малому и старому — земли досталось.
— А разве женщины хлеб не едят? — спросила Чачи из задних рядов. — На женщин тоже надо давать надел.
Такого оборота дела никто не ожидал: никогда женщинам не давали наделов земли — поэтому сразу наступила тишина. Многие смотрели на Чачи с удивлением: не рехнулась ли баба?
Но Чачи продолжала:
— Нынче многие бабы сами пашут, сами сеют, да и прежде многие работали наравне с мужиками. А раз работают наравне, то и права им надо дать равные с мужчинами. Правильно я говорю, женщины?
— Баб нельзя наделять землей, — сказал Павел Кандаров.
Ох, и поднялся же тут шум! Ничего не разберешь. Бабы-солдатки и те хозяева, у кого-много дочерей в семье, стоят за то, чтобы давать на женщин надел, те, у кого больше сыновей, не согласны с этим.
— На замужнюю можно дать, — кричит кто-то, — а на девку не следует. Она выйдет замуж в другую деревню, с собой, что ли, надел повезет?
Многие его поддержали. Но зато те, у кого было много дочерей, принялись возражать.
Никогда в Аркамбале не видывали такой шумной сходки. Одна рослая солдатка подбежала к Павлу Кандарову и схватила его за рыжую бороду.
— Убирайся отсюда! Немало мы из-за тебя слез про-лили! Хочешь, чтобы мы, как прежде, голодали!
Если бы не вмешались Григорий Петрович, Егор и Каври, не миновать бы драки. Но Григорий Петрович вскочил на стол и громко крикнул:
— Тихо!
Все притихли и повернулись к нему. Тем временем Егор и Каври протолкались в середину толпы.
— Товарищи! — крикнул Григорий Петрович. Это обращение было новым на сельском сходе и поэтому оно прозвучало особенно громко. — Товарищи, руганью и дракой такое большое дело не решишь. Распределение земли — очень важное дело. Его надо серьезно обсудить, а потом уж решать. Сделаем, так: кто за то, чтобы женщинам — замужним и девушкам — дать надел, пусть поднимет руку, кто против — пусть не поднимет. Так мы узнаем, что думает мир. Если большинство решит дать — дадим, если большинство будет против — будем делить по-старому. А еще я хочу вам сказать, что вот тут одна женщина требовала, чтобы председатель Волостного комитета убирался со сходки. Я считаю, что она правильно говорит. Царскому волостному старшине не годится управлять н^ми, да и сам Волостной комитет нам не нужен. Во многих деревнях уже созданы Советы крестьянских депутатов. Нам тоже пора создать свой Совет крестьянских депутатов и выбрать в этот Совет батраков и самых бедных крестьян. Можно выбрать и середняков, которые сами работают. Бедняки, батраки и. середняки трудятся, а богачи наживаются на их труде. Долой власть богачей! Пусть теперь власть будет в руках бедняков и батраков!
После Григория Петровича говорили Егор и Каври.
— Мы страдали на сибирской каторге за бедняков, за революцию! — закончил свою речь Каври.
— А учитель-то сидел в тюрьме за убийство, — проговорил косоглазый мужичок.
— Кого и за что он убил, знаешь? — спросил его Егор.
— Весь чужгановский род с корнем надо уничтожить! — крикнул кто-то из толпы.
— Чужганов и Панкрат — одного поля ягоды, — послышался Другой голос.
— А элнетские луга у Панкрата по-прежнему останутся? — спросил третий.
— Почему останутся? Надо отобрать, — уверенно сказал Егор.
Сход сразу зашумел.
— Отобрать! Отобрать!
— Выгнать его из села!
— Выгнать! Выгнать!
— Отобрать у него все, что он нажил нашим потом и разделить между всеми!
— Разделить!.Разделить!
— Айда к Панкрату!
— Пошли!
Павел Кандаров потихоньку выбрался из толпы, скрылся за церковь, потом юркнул в туршинский овраг, выбрался на дорогу и побежал в свою деревню.
Его бегства никто не заметил, толпа хлынула к дому Панкрата Ивановича. Григорий Петрович, Егор и Каври не смогли удержать обозленных людей.
Мужики подошли ко двору Панкрата Ивановича. Ворота были заперты.
После пожара Панкрат Иванович выстроил себе настоящие хоромы. Дом пятистенок с балконом, вокруг высокий глухой забор, так что со двора, как говоря! марийцы, курица не выберется.
После того как ему дали в надел лучшие элнетские луга, Панкрат стал немного побаиваться аркамбальских мужиков. Вечерами он рано запирал ворота, а в последнее время держал ворота на запоре и днем.
Толпа начала ломиться в запертые ворота. Панкрат Иванович спал после обеда. Проснувшись от шума, он выглянул в окошко, и у него волосы поднялись дыбом, а душа ушла в пятки.
«Бежать!» — пронеслась в его голове первая мысль.
Босой, без пояса, Панкрат Иванович выскочил во двор. Но куда бежать? Везде народ.