Наконец, кольцо. До кольца Павел додумался не сам. Ему подсказала продавщица гартера, которой мужчина зачем-то поведал свою жизнь до момента получения вызова в суд.
– Вам надо подарить ей кольцо, как знак новой жизни, где всё будет по-новому.
Вы каким видите себя в новой жизни?
Павел видел себя молодым, здоровым, стройным, свежим, сексуальным, богатым. Богатство ещё было в пути, ну это ладно.
Но для ранее перечисленного мало что было нужно. Быть ближе к любимой. Быть ближе к семье. Не переедать и попросту бросить пить. Тратить деньги с умом, например, на гартеры, а не на выпивку, посиделки и всякую дребедень.
Кстати, после кишечного гриппа бросить пить и есть было очень просто. Оставался нерешенным вопрос с новой жизнью, но Новый год обычно давал шанс.
Павел смотрел с минуту на свою жену, которая наслаждалась вниманием, кокетничая с чужими мужиками, некоторые из которых даже не говорили по-русски, а Саня чирикала на их языке свободно, будто полжизни в Париже отмотала. И вдруг понял простую вещь. Ведь Сашка тоже хотела быть молодой, здоровой, стройной, свежей, сексуальной и богатой, как он. Стоит ли мешать, возникать на горизонте, когда у любимой, возможно, наступила минута славы? Пусть не он, валенок подмосковный, трудоголик последний, идиот идиотский, но другие отметят её чувство юмора, женственность, сексуальность. Она была достойна этого хотя бы из-за того, что терпела валенка все эти года.
То, что Сашка его любит и никуда не денется, Павел был уверен, особенно грели надеждой гартер, кольцо и новые устремления трудоголика.
Поэтому развернувшись, он легко побрёл к своему французскому застолью.
Французы, ряженые как скоморохи, уже сидели гурьбой и чокались красным. В час, когда в России провожали старый год, то есть за 2-2,5 часа до Нового, команда молодцов-принцев в белых рубахах, выглаженных с отливом костюмчиках, блестящих ботиночках, красивой гурьбой ввалилась в двери. С улицы в то же время пожаловали те, кто уже проводил старый год и даже успел попасть под пулеметный обстрел из салютов. Но всё равно следы белой рубахи и костюма ещё проступали на опаленных, смоченных уксусом телах.
– Что это? – спросил валун по имени Мишка, хотя ростом и весом выходил на целого Михаила Борисовича, друга-переводчика Витю Казанкина, который и пригласил своих друзей-лягушечников, разодетых в пальмы и разноцветных попугаев.
Казанкин поцокал языком на свой промах, понимая всю суть вопроса, где на лице Мишки было чёрным по русскому написаны золотые слова: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Но Мишка не стал дожидаться результата работы головного мозга дружбана, а попросту подошёл к французам и на невербальном языке, размахивая жестами то на себя, то на пальмы, то на ёлку, объяснил: мол, пальмы у себя будете в Париже носить, а здесь дамы, дети, праздник, надо бы как-то поцивильнее, мужики.
Французы поняли невербал и слегка покраснели. Казанкину даже показалось, что посмотрели в его сторону с некоей укоризной, мол: «Chto je ty, Victorrr, nas ne preduprrrregdat chito zdesya takoe vischee obchestvo budet?». Виктор быстро сбегал с мужиками в номера помочь с гардеробом. Через полчаса кавалеры-тамплиеры вышли как положено в белых рубахах, брюках и ботинках, на которые то и дело засматривались русские. Всё-таки Франция – не Торжок, знатные ботфорты шьют тамплиеры.
К немецким товарищам претензий не было. Бавары и бюргеры, пусть и не при галстуках, (всё-таки чувствовалось влияние либерализма и разложение древних устоев у борусов (*Древнее название территории, где сейчас располагается Германия называлось «Борусия»), сидели с иголочки, попивая пивко перед основным зачином.
Павел хотел было заикнуться друзьям, которых он лично подбил на это новогоднее приключение, а не случайно ли, что он со своим желудочным гриппом оказался затёсанным к французам? Но завидев счастливые их лица, дружеские объятия, чоканье и прощание со старым годом, где среди друзей было принято просить прощения за всё утекшее, как на вербное воскресенье, Паша вдруг подумал, что хитрые друзья правы. Хороший друг со своей хворью, пережитой им накануне, которая могла бы устроить «незабываемое приключение» им и их семьям, самостоятельно бы самоликвидировался. А тут такой ненавязчивый благородный намек. И решил остаться в стане французов, которые показались ему неплохими ребятами. Они достали из-под полы своё припасенное красное, ароматной рекой полившееся в бокалы, которые с пристрастием нюхались и разглядывались. Дали понюхать и Павлу, пытаясь научить его отличать качественное пойло от турецкого. Оказывается, всё дело было в цвете и ногах. Если цвет темный, а ободок винца светлый, – то вино молодое, хорошее, но не должно быть дороже восьми евро за бутыль. Если цвет вина тёмный и ободок тёмный, то вино старое, благородное, но аккуратно – оно может быть уже давно мертво. Ибо срок жизни красного от двух до шести-восьми лет при особых условиях хранения.