Гаэтано тут же обхватил её за плечи. Ну и пусть, глядишь, не завалится по дороге. А завалится — это же придётся его поднимать и тащить!
К счастью, не завалился. Дверь его комнат была заперта на ключ, и ключ этот пришлось искать по всем его карманам — сам он был не способен. А дальше уже просто — открыть дверь, включить свет хотя бы в прихожей, затащить его в гостиную и сгрузить на диван. Дальше — сам. Когда-нибудь потом.
Это мама в таких случаях хлопотала, снимала ботинки и штаны и укрывала одеялом. Кьяра же просто положила ключи на столик рядом с его головой и ушла, плотно прикрыв входную дверь. Никто же не дурак, чтобы соваться к нему без спроса, правда? А утром если не вылезет наружу, то можно будет кого-нибудь к нему заслать. Гвидо, например, тот никуда не уехал, где-то здесь болтается, хоть вроде и в отпуске. Надо будет ему написать и прямо попросить с утреца зайти и проведать друга.
Кьяра была девушкой ответственной, поэтому вот сразу тут же в коридоре открыла «под крылом» и написала. А потом уже можно было вернуться на кухню, к прошутто и пирожному.
Прогулка по городу оказалась новым и неожиданно приятным развлечением. Элоиза радовалась, что хватило ума надеть удобные сандалии без каблука, и лёгкое платье. Вообще когда она в последний раз ходила гулять по какому-нибудь городу? Просто так, не в поездке, не в новом месте? Давно!
О, вспомнила. Был эпизод в последнем классе школы. Весной. Те два месяца, которые она провела в Париже перед выпускными экзаменами. И перед тем, как ехать сдавать выпускные экзамены в Санта-Магдалена. Венсан был одноклассником, и что уж говорить, её парнем он тоже был, да. Считалось, что надменная отличница занимается с отстающим лентяем, им было, чем заняться, ещё как, и вариантов этих самых занятий было множество. У него никогда не было денег, чтобы сходить в кафе или в кино, потому что его мать одна воспитывала их троих, зато он знал каждый переулок и каждую подворотню в старой части города, и показывал это всё ей, и это было умопомрачительно, а поесть можно было и в доме на улице Турнон.
Себастьен и Венсан — очень разные люди, но сегодня Себастьен очень похож на мальчишку, который сбежал из дома и радуется летнему вечеру. Он тоже прекрасно знал углы и подворотни, и рассказывал про некоторые места — здесь он однажды попал в аварию на мотоцикле, давно, совсем ещё в юности, вот здесь четыре года назад ловили одного доброго человека, который украл у отца Варфоломея его ценные записи, чтобы кому-то там перепродать, а вон там, на перекрёстке, у них однажды случилась прямо перестрелка на улице, они победили, конечно, но было неудобно, людей напугали.
Они победили, конечно. Ну да, с ним иначе не бывает. Может быть, сейчас они тоже победят?
— Себастьен, ваши сотрудники узнали что-нибудь новое о той особе, которая пишет нам письма?
— О госпоже Молин? Да, но пока немного. То, что лежит на поверхности. Она журналистка, пишет для глянцевых журналов и порталов. Я запросил подборку её статей — на всякий случай, если хотите — пришлю и вам, думаю, завтра будет.
— Если она журналистка, то я могу спросить Поля — не слышал ли он о такой.
— Кстати да — спросите. Только завтра, хорошо? Я понимаю, сердце моё, он вам брат, но даже и брату я бы не стал звонить уже почти что ночью, если не пожар и не катастрофа. А я думаю, у нас ещё не пожар и не катастрофа. Вы хотите ещё чего-нибудь — кофе, сладостей, еды? Мороженого?
— Нет, — улыбнулась она. — Уже нет, всё хорошо, спасибо, — сегодня уже были кофе и карбонара в каком-то небольшом заведеньице прямо на улице, а потом ещё вино, кофе и пирожные за столиком под огромным деревом с видом на маленькую древнюю площадь. — Хочу посидеть вот здесь на ступеньках и посмотреть на звезды, — они неспешно шли по набережной, и впереди был спуск к воде.
— Извольте, посидим. Вы, сердце моё, вообще когда в последний раз гулять ходили? Просто так?
— Давно, — рассмеялась она. — Вот только что вспоминала — едва ли не в последнем классе школы. Чтобы идти, никуда не торопиться и неспешно разговаривать о том, где идёшь.
Положим, Венсан не владел искусством не просто брать за руку, а так переплетать пальцы, что от одного прикосновения становилось сладко и сердце принималось тревожно биться. А когда стало темно — так они просто шли, обнявшись, и это было хорошо и правильно.
— Тогда нужно будет повторить, — он снял руку с её плеч. — А сейчас пойдёмте уже домой. Нам идти минут двадцать, а мне бы дома хотелось примерить на вас ещё какую-нибудь красивую вещицу, а потом уже только спать.
— А вы полагаете, потом останется время, чтобы спать? — усмехнулась она.