Все пять лет в аналитическом отделе застали только Донато и брат Франциск. Иво пришёл за год до Элоизы, у него насчитывалось три с половиной. А Франческа с Клеманс и вовсе знать не знают ни о чём, кроме последних месяцев. Поэтому брату Франциску и Донато достались два первых требуемых года, Иво получил третий, Франческа и Клеманс поделили два последних. Элоиза присоединилась к Донато и секретарю.
Всё вышло, как и предполагали — за два последних года идеально, год перед этим — почти, а четыре и пять лет назад, когда один за другим сменилось три руководителя — ну, задача имела решение, но непростое. Отчёты сдавались, конечно, но какие-то и как-то. Их нужно было проверить, соотнести данные между собой и с тем, что было раньше и позже, и только потом кому-то показывать. Одного из годовых отчётов почему-то не было вовсе. Как хорошо, что прошлым летом проверяли только два предыдущих года! С другой стороны, загляни Элоиза в эти папки раньше — сейчас не нужно было бы делать кучу всякого и разного.
К концу рабочего дня остался тот самый пятый год, остальное коллективно отстрелили. Брат Франциск робко предложил задержаться — ну, кто как сможет.
Донато сбежал в половине восьмого, после какого-то очередного по счёту телефонного звонка от супруги, страдающей повышенным давлением. Около десяти Элоиза заметила, что Клеманс уже некоторое время сидит, уставившись в одну точку, привела её в чувство и отправила восвояси вместе с Иво — чтобы довёл до дома.
В половине одиннадцатого дверь решительно открылась. В приёмную, где за компьютером брата Франциска окопалась Франческа, а сам владелец стоял рядом и диктовал ей цифры, которые она проверяла, вошли монсеньор герцог собственной персоной и с ним Октавио.
— Добрый вечер всем, — монсеньор оглядел кучу валяющихся везде бумаг, присвистнул.
— Добрый вечер, монсеньор. Увы, мы ещё не закончили, — Элоиза даже головы не подняла, чтобы не сбиться.
— А вы не думали, что нужно, ну, дух переводить иногда? — он улыбался и смотрел участливо. — Могу послать пару проклятий тем нерадивым сотрудникам, по вине которых вы тут сейчас сидите. Могу дать людей, если это поможет.
— Нет, монсеньор, не поможет, увы. Дольше объяснять, — Элоиза дошла до точки и подняла голову.
— Тогда я рекомендую прерваться на некоторое время и поесть. Потом продолжите. Или подумаете, и завтра с утра продолжите. Вы можете оценить объём работы?
— Пока ещё он выражается словами «очень много».
— Всё равно поесть. Выпить кофе. А потом, ну, ещё часа два.
— Монсеньор прав, — неожиданно поддержал его брат Франциск. — Тело необходимо подкреплять, иначе мы не сможем на него рассчитывать.
— Вот и отлично. Октавио, звони и проси немедленно доставить сюда еды.
Октавио тут же достал телефон и выполнил требуемое, а потом вернулся к Франческе.
— Ты бы хоть встала и пошевелилась, правда, будет легче, — говорил он.
— Я же сказала тебе — нечего здесь делать. У нас работа.
— А я пришёл вовсе не тебя отвлекать, я пришёл с монсеньором. Я сейчас при нём, а он пошёл сюда. Если что, кстати, вы не одиноки — у дона Бернара тоже что-то оказалось не так, какие-то файлы куда-то делись, и они сидят всей толпой и восстанавливают. Ну а про юристов я вообще молчу, им совсем весело.
На стол накрыли как раз монсеньор и Октавио, после чего притащили из общего кабинета стулья и позвали работающих. Себастьен рассказал некоторое количество подробностей о бедах финансистов и юристов, также сказал, что его самого спас господин Дзани, который помнит даже то, что помнить невозможно, а что не помнит, то у него где-то отдельно записано.
После ужина организм немного встряхнулся, и работа пошла повеселее. Ещё два часа пролетели как одна минута, а потом на пороге снова объявился монсеньор и сообщил, что властью, данной ему кардиналом д’Эпиналем, он прогоняет всех спать.
Слово «спать» оказалось магическим, мозг Элоизы его упорно гнал все эти часы, а тут оно прозвучало. И она поняла, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, ни пальцем на мышке. И вообще не понимает, что от неё сейчас нужно.
Но конец уже был виден. Ещё не близок, но реален вполне.
Брат Франциск сказал, что закроет отдел, Октавио увёл стеклянную Франческу, а она сама только что не повисла на монсеньоре герцоге.
Как-то последние дни у них сложилось, что он приходил поздним вечером, она готовила ему отвар, потом пили чай, разговаривали, о чём придётся, и ложились спать. Сегодня уже было не до чая и не до разговоров, но порошок нужно было развести, и пока она стояла под душем, вода кипела и остывала.