— Ты не боишься? — негромко спросила она Святослава.
Парень задумчиво пожал плечами.
— Да вроде нет. Просто странно как-то. Была кошка, и вдруг — ты… Непривычно. А так… С чего я должен тебя бояться?
Девушка склонила голову. Так низко, что волосы совсем скрыли от Святослава её лицо.
— Выгони меня, — попросила она. — Выгони прямо сейчас. Просто скажи: уходи. Пожалуйста…
Святославу показалось, что она плачет. И он почувствовал, насколько она испугана и беспомощна. Парень подошёл к ней. Ладонь сама погладила шёлк её волос.
— Куда же ты пойдёшь, а? Ведь некуда, я чувствую. Я тебя не гоню. Оставайся.
— Не надо…
— Надо. Никуда я тебя не отпущу. Живи у меня. Ты мне не в тягость. Я тебя не обижу. Обещаю.
— Ты не знаешь. Я…
— Ты потом мне всё расскажешь, — отрезал Святослав, — и то — если захочешь. А сейчас… просто останешься. Хорошо?
Она робко кивнула и подняла на Славку глаза. Большие, грустные, серо-зелёные глаза. Святослав ободряюще улыбнулся.
— Эх ты, кошечка…
Полчаса спустя они пили на кухне крепкий, ароматный чай с мятой. Девушка сидела, переодетая в Славкину футболку и «домашние» джинсы, задумчиво водила ложечкой в чашке, мешая заварку и заворожено созерцая танец чаинок.
— Мороженого хочешь? — неожиданно спросил Святослав.
— А? — вздрогнула она, — Извини, задумалась.
— Я говорю: хочешь мороженого? Ты же, вроде, его любишь. Или нет?
— Люблю, — смущённо улыбнулась девушка.
Славка открыл морозильник и вытащил оттуда небольшой брикет.
— Держи. Шоколадное, с вафлями.
— Спасибо. А ты?
— Сейчас не хочется.
Святослав задумчиво пронаблюдал, как тонкие девичьи пальчики развернули мороженое, подал девушке блюдце, сделал глоток чая и спросил:
— Как зовут-то тебя?
— Элоиза.
— Странное имя. Ни разу не слышал. Хотя… вроде, у «Наутилус Помпилиус» песня была…
— Элиза, Елизавета, Эльвира, Елена, Илона — лучше? Можешь звать, как тебе вздумается.
Славка подумал, пожал плечами.
— Не, мне больше нравится Элоиза. Просто имя довольно редкое, да и… — он захлопнул рот, но девушка, вздохнув, всё же закончила за него:
— Да и не так часто встретишь кошку, которая на самом деле вовсе не кошка. Я тебя правильно поняла?
— Вообще-то да, — признался Святослав, — но я ничем не хотел тебя обидеть.
— Представляю, кем ты меня считаешь, — медленно, словно задумавшись, произнесла девушка, — Monstrum magnum как минимум.
Славка поморщился, махнул рукой.
— Ну что за мысли! И вовсе я так не считаю. Я просто не знаю, что о тебе думать. И вообще понятия не имею, кто ты такая. Не кошка же?
— Не кошка, — согласилась она, отправляя в рот ложку мороженого и запивая его чаем, — Только не говори, что это известие тебя успокоило.
— Успокоить — не успокоило, но я и не дрожу от страха, как ни странно. Просто интересно. Несколько недель я жил с кошкой… с обычной кошкой… разговаривал с ней, порой о сокровенном, переодевался при ней, совершенно не стесняясь и ничего не подозревая. Играл с ней в обычные для домашних животных игры, дрессировал… А киска однажды возьми да и «скинь шкурку». Мистика прям какая-то. Ты оборотень, что ли?
— Нет. Я ведьма.
Святослав нервно рассмеялся, встал с места, сделал круг по кухне.
— Типа Бабы-Яги, да? Ну, это проще!
Элоиза нахмурилась. Кусочек мороженого сорвался с ложки и упал в чай, растаяв и превратившись в маленькую расплывчатую кляксу.
— Слав… Ты не знаешь, с чем связался. Не понимаешь, кто я. Сейчас ты всё воспринимаешь, как большой прикол, а всё серьёзно. Мне действительно лучше уйти. Поблагодарить тебя за заботу и гостеприимство и уйти. Так будет лучше для тебя.
— Неубедительно, Элоиза. Все эти картинные речи… Скажи, ты помнишь, что было до того, как я принёс тебя сюда?
Плечи девушки дрогнули.
— Да, — она помолчала, потом тихо добавила: — Всё равно ОН снова меня найдёт.
— А я не хочу, чтобы этот самый «он» тебя нашёл, — уверенно заявил Святослав, — Поэтому ты и останешься.
— Слав… — начала она умоляюще.
— И закроем этот вопрос. Кушай своё мороженое, Элоиза, а то оно тает, — мягко и настойчиво сказал он.
— Послушай… а как же Полина?
— Полина? Никто не узнает о тебе, если ты захочешь. А Полина… Я ни в коем случае не хочу портить с ней отношения, поэтому… — он нервно рассмеялся, — Да ты что, думаешь, я способен изменить ей с первой встречной? Да я тебя едва знаю!
Сказал — и тут же пожалел о сказанном: Элоиза обидчиво вспыхнула, потом так же резко побледнела, встала из-за стола и вышла из кухни.
— Дурак, — услышал Славка лаконичное из коридора.
Парень не спеша допил свой чай, убрал мороженое в морозилку, вымыл посуду и только тогда направился в свою комнату.
Джинсы и футболка висели на спинке стула. Кошка сидела на подоконнике, отвернувшись и обняв хвостом лапки, и являла собой живое воплощение упрёка.
— Элоиза, — негромко позвал Святослав.
Кошка тоскливо посмотрела на приоткрытую форточку. За окном тихо шептал что-то дождь. «Быстро же погода испортилась», — подумал парень, — «Только что ведь солнце светило, а теперь — вот…» На подоконник снаружи сел голубь. Грязный, мокрый, облезлый какой-то. Посмотрел вокруг, заглянул в окно, увидел за стеклом кошку. Дёрнулся было в сторону, но почему-то вдруг успокоился. Уселся напротив кошки и принялся разглядывать её то одним, то другим маленьким круглым глазом, а потом вдруг громко, взволнованно заворковал. Кошка его внимательно слушала, иногда подёргивая ушками и щуря глаза.
— Ты что, его понимаешь?
Святослав подошёл ближе. Голубь испуганно захлопал крыльями, как-то неуклюже сорвался с подоконника и улетел. Кошка спрыгнула на пол, подошла к своему матрасику возле письменного стола и улеглась, закрыв глаза.
«Как странно», — подумал Славка, — «девушка на кошачьей подстилке… Это так же жалко и нелепо, как яркая, красивая птица в клетке-коробочке для хомяка… или мыши. Ей же неуютно, плохо! Боже, да она живёт так — как животное! — уже несколько недель!». Ему вдруг стало ужасно стыдно и неудобно. Он поднял кошку, перенёс её на свою кровать, положил на подушку, сел рядом и сказал:
— Элоиза, прости меня. Вернись, пожалуйста. Не будь больше кошкой. Я же знаю, что тебе самой это не нравится. Давай я отвернусь… или выйду, а ты станешь собой, оденешься… Ну, прости меня. Ты права: я дурак. Но ты-то… Ты хорошая. Стань собой, пожалуйста. Давай. Я пока выйду.
Она сама пришла к нему на кухню минут пять спустя. Встала у стены, всем своим видом говоря: «Я пришла. Что теперь? Давай мириться, что ли…» Святослав молчал, не зная, что ей сказать. Может быть потому, что почувствовала это, девушка заговорила первой:
— Хочешь, приготовлю тебе ужин?
— Да вообще… Я, вроде, и сам… — замялся Славка.
— Нельзя питаться одной картошкой и полуфабрикатами. К тому же так от меня хоть какой-то толк в доме будет. Ну так… приготовить?
— Приготовь, — кивнул Святослав и поспешно спросил: — Элоиза, значит, ты на меня больше не в обиде?
Девушка пожала узенькими плечиками.
— Знаешь, Слав… Обидеть можно только друга или близкого человека. А я тебе — никто. Значит, не имею права обижаться. Просто ты сделал мне больно.
— Прости, — сказал Славка покаянно.
— У тебя мука в доме есть? — равнодушно спросила Элоиза.
— Нет. Я сейчас дойду до магазина, куплю. Подождёшь?
— Да.
Быстро одевшись, схватив деньги и зонт, Святослав почти бегом помчался в магазин. По дороге он всё время думал о непонятной девушке Элоизе.
«Она странная. Беззащитная и сильная, беспомощная и жестокая одновременно. Мне так кажется. Она мне не верит, хотя и доверяет. А я почему-то ей и верю, и доверяю. Я запретил ей уйти… точнее, не позволил — зачем? Почему хочу, чтобы она осталась в моём доме? В доме — в жизни? Она ничего не просит у меня, но я чувствую: она нуждается во мне. С ней что-то случилось… Да, я её совсем не знаю, но… Я полюбил её-кошку. Что это — жалость, привязанность, желание помочь? Я не знаю. Она была моей кошкой. И более — она была моим другом. Кто она сейчас? Не знаю. Я уверен только в одном: я ей нужен. Она без меня пропадёт…».