Нет, мой сердитый собеседник был неправ. Скорей всего, чаек надо было хвалить: поедая больных рыбешек, они избавляли озеро, реку от болезней. Но рыбак, которого про себя я уже называл браконьером, никак не унимался:
- Вот видишь, какие они до рыбы жадные - ужас какие жадные...
Я ничего не ответил и медленно пошел домой. У дома я остановился и посмотрел туда, где недавно стоял. Там, у самой воды, по-прежнему вились белокрылые чайки. Одни птицы летали кругами над берегом и камнями, где нерестилась уклейка, другие сидели у воды и на камнях. Моего сердитого собеседника нигде не было.
На следующий день рано утром я вышел на крыльцо и прежде всего посмотрел туда, где вчера любовался сизыми чайками. Солнце еще не успело подняться из-за леса, и уклейки к берегу, наверное, еще не подошли, ночью рыбешки отдыхали на глубине и являлись к камням на нерест лишь тогда, когда день как следует расходился. Вот почему я очень удивился, увидев на берегу вчерашних птиц. Причем на этот раз чаек было куда больше, чем вчера днем.
"Зачем они собрались в такую рань? - подумал я. - Что делают там, на берегу? Если они явились на рыбную ловлю, то им следовало бы плавать среди камней, а не сидеть в стороне, на сухом берегу! А может быть, они просто прилетели в ожидании уклеек и привели с собой сородичей?"
Я еще раз пригляделся к белым птицам и насторожился: чайки вовсе не сидели без дела. Они все время что-то подбирали с земли. И рядом с чайками крутились и тоже что-то подбирали с земли и жадно заглатывали вороны...
Не торопясь, чтобы не сразу напугать птиц, я направился к камням на берегу и, когда подошел совсем близко, все понял... На берегу, измятая, раздавленная резиновыми сапогами, лежала мелкая рыбешка-уклейка. Свежие следы резиновых сапог были всюду. Я осмотрел берег и нашел след от лодки, которую причаливали тут. Все ясно: здесь ночью побывали жадные люди. Они пришли сюда с запретной снастью - неводом и за один раз выловили много-много уклейки, явившейся на нерест. Эта уклейка пришла отметать икру, чтобы из икры появились на свет новые маленькие рыбки, а ее выловили, выкрали у озера, нарушив все законы природы...
Рыбу браконьеры ловили тайно, ночью, боялись, что их увидят, и в темноте, конечно, просыпали часть улова на землю. И вот теперь загубленную рыбешку отыскали сизые чайки.
Я отошел в сторону, и чайки скоро вернулись обратно. Пир продолжался до полудня, а потом насытившиеся птицы разлетелись в разные стороны. В этот раз у берега показалось совсем немного рыбешек. Я вспомнил вчерашний праздник-нерест, вспомнил с грустью и горечью и очень ругал жадных людей, готовых ради денег вычерпать все озеро, и очень хотел, чтобы сейчас сюда снова пришел вчерашний сердитый человек. Уж я бы ответил ему, кто изводит рыбу, кто обворовывает озеро!
Я долго сидел на берегу, но вчерашний сердитый человек так и не пришел - он, наверное, все еще отсыпался после ночного разбоя на озере. Спустя несколько дней я увидел этого браконьера в деревне, хотел с ним сурово поговорить, но он, заметив меня, тут же поспешил уйти. Выходит, я не ошибался, сразу посчитав его браконьером. Подумайте сами - может ли добрый, честный человек плохо относиться к нашим чайкам?
Ну а чайки на нашем озере живут по-прежнему и по-прежнему очень точно рассказывают мне о каждом набеге жадных людей на наше озеро. И теперь, утром заметив на берегу сизых чаек, я точно знаю, что и на этот раз здесь побывали браконьеры. Но теперь я не жду, когда непорядочные люди встретят меня и станут обвинять чаек, - я тут же иду к таким людям и требую ответа.
РЫБОЛОВЫ-РЫБОГОНЫ
Каких только рыболовов не приходилось мне встречать! Кто только не охотился за уклейками, плотвичками, окуньками, подлещиками, а то и за лещами и щуками!.. За рыбой охотились мальчишки с удочками, лезли в реку и взрослые дяди с бреднем в руках, позабыв, что такая ловля называется браконьерством. Но самыми интересными рыболовами были все-таки рыболовы-животные: рыболовы-звери и рыболовы-птицы.
Еще давно увидел я на Кавказе, как ловит рыбешку медведь. Да, большой, серьезный зверь охотился за небольшими рыбками, попавшими в бочажки-озерки, оставленные горной речкой.
У горных речек очень неспокойный нрав. То они тихи и даже кажутся сговорчивыми, когда нет дождей или когда наступает ночь и в горах прекращается таяние снега. Такими же не слишком строптивыми выглядят горные ручьи и речки и по утрам, пока солнце еще не поднялось очень высоко и не принялось вовсю топить в горах снега и льды. Но вот солнце поднялось, пригрело, и река на глазах начинает вспухать, выходить из берегов, заливая все вокруг. И не проходит получаса, как какой-нибудь хиленький по раннему утру ручеек уже бушует, словно настоящая неуемная река.
К ночи, когда солнце заходит за горы, вода в горных речках и ручьях начинает спадать. Разлившаяся было, как в половодье, река уходит снова в свои берега, оставляя после себя небольшие бочажки-озерки, наполненные прозрачной водой. Вот в таких озерках-бочажках и остается после каждодневного половодья какая-то рыбешка. Сюда-то на рыбную ловлю и выходит рано-рано утром медведь.
Он спускается с гор, быстро отыскивает такой естественный аквариум и, обойдя бочажок вокруг, сразу определяет, какая пожива ждет его здесь. Бывает, что большая вода подводит и крупную форель, и тогда у мишки праздник: форель вкусна, а большая рыбина еще и насытит сразу. Медведь заходит в воду, замирает на месте и чуть приподнимает полусогнутую переднюю лапу. Эта лапа готова мгновенно ухватить добычу, оказавшуюся рядом. И мишка ждет, когда рыбешки успокоятся и осмелеют настолько, что подплывут к нему. И тут в один миг косматый рыболов подхватит зазевавшуюся рыбешку лапой и выкинет ее на берег... Добыча еще не успела долететь до берега, не успела упасть на песок, а медведь уже тут как тут - он бросается к рыбешке с такой же быстротой и радостью, как деревенские мальчишки-рыболовы к окуньку с ладошку, попавшемуся на крючок.
Нравилось мне, как ловили рыбу и птицы-рыболовы. Нравился мне рыболов-зимородок, с которым познакомился я на реке Неруссе, что течет по Брянской области.
Очень любил я эту реку, задумчивую, таинственную, с глубокими омутами и песчаными перекатами, где прозрачная холодная вода весело журчала над ослепительно желтым песком, украшенным белыми пятнами раковин беззубок. Была в Неруссе и рыба, за которой и охотился я, вооружившись удочкой.
Правда, не всегда рыба, водившаяся в Неруссе, баловала меня своим вниманием, и я не был таким же удачливым рыболовом, как мой зимородок, живший возле большого речного омута.
Этого зимородка я видел каждый раз, когда приходил на рыбалку. Он сидел на самой вершинке не очень толстой коряжины и внимательно смотрел на воду.
Зимородок сторожил добычу, но мне казалось, что он просто спит, опустив книзу свой длинный клюв. Конечно, я ошибался. Мой спящий рыболов-зимородок вдруг срывался с места и кидался вниз к воде. Мгновение - и он уже несся к своему гнезду, устроенному глубоко в норе на обрыве, держа в клюве только что пойманную уклеечку.
Я много раз наблюдал за этой занятной и очень красивой птичкой-рыболовом и редко когда видел, чтобы она ошибалась и после своей атаки-броска возвращалась пустой на наблюдательный пункт.
Но если маленький зимородок бросался к добыче, готовый всегда нырнуть отважно в воду за рыбешкой, если та заметит его и кинется в глубину, то другая птица - рыболов-скопа - никогда не ныряла в воду за добычей. Скопа пикировала на добычу с большой высоты, но перед самой водой вскидывала вверх крылья и мгновенно останавливалась в воздухе, ослепив тебя белым цветом подкрыльев и фонтаном брызг. Брызги летели в разные стороны от хвоста рыбины, которая, в последний момент все-таки заметив птицу-рыболова, пыталась скрыться от нее. Но было поздно: крепкие лапы скопы уже успели схватить добычу, и теперь птица-рыболов, тяжело помахивая крыльями, торопилась к своему гнезду.