– Симорил. Я было подумал, что ты сегодня решила не удостаивать двор своим присутствием.
Она возвращает ему улыбку.
– Мой император, оказалось, что меня сегодня тянет поболтать.
Элрик ей благодарен. Она знает, что ему скучно, а еще она знает, что принадлежит к числу тех немногих обитателей Мелнибонэ, с которыми ему интересно говорить. Если бы обычай допускал это, он предложил бы Симорил место на троне, но ей можно сесть лишь на верхней ступеньке у трона.
– Пожалуйста, сядь, милая Симорил.
Он снова садится на трон и наклоняется поближе к ней, а она усаживается на ступеньке и заглядывает в его глаза. На ее лице выражение радости и нежности. Она начинает говорить вполголоса, а ее гвардейцы отступают и смешиваются с личными гвардейцами императора. Ее слова слышит только Элрик.
– Мой господин, ты не хочешь прогуляться завтра со мной в дикий уголок острова?
– Есть дела, которыми мне нужно будет заняться… – Однако его явно привлекло это предложение. Он уже несколько недель не выезжал из города. Обычно в таких прогулках их эскорт следовал на некотором расстоянии за ними.
– Срочные дела?
Он пожимает плечами.
– Какие в Мелнибонэ могут быть срочные дела? За десять тысяч лет большинство проблем уже решилось само собой. – Его улыбка скорее напоминает ухмылку ученика, который собирается сбежать с уроков. – Договорились. Мы поедем рано утром, когда все еще будут спать.
– Воздух за стенами Имррира будет чистым и свежим, солнце – теплым и ласковым, а небо – голубым и безоблачным.
Элрик смеется.
– Я смотрю, тебе пришлось немало поколдовать для этого.
Симорил опускает глаза, словно изучая рисунок мраморных плит.
– Ну, разве что чуть-чуть. У меня есть друзья среди слабейших элементалей…
Протянув руку, Элрик касается ее прекрасных темных волос.
– Йиркун знает?
– Нет.
Принц Йиркун запретил сестре заниматься магией. Друзья принца принадлежат к темным сверхъестественным существам, и он знает, что иметь с ними дело опасно. На этом основании он делает вывод, что опасно любое колдовство. А еще ему ненавистна мысль о том, что другие могут быть равны ему по силе. Может быть, именно это он и ненавидит в Элрике больше всего.
– Будем надеяться, что всему Мелнибонэ завтра понадобится хорошая погода, – говорит Элрик.
Симорил недоуменно смотрит на него. Как истинной мелнибонийке, ей и в голову не приходит, что ее колдовство Может кому-то принести вред. Поведя плечами, она легонько прикасается к руке своего императора.
– Это чувство «вины»… – говорит она. – Эти метания совести… Наверное, мой разум слишком примитивен – я не могу их понять.
– Должен признаться, я тоже не всегда понимаю. Никакого практического применения им нет. И тем не менее некоторые наши предки предсказывали, что природа нашей земли изменится – и духовно, и физически. Может быть, мои странные немелнибонийские мысли – признаки приближения этих перемен…
Музыка усиливается. Музыка затихает. Придворные продолжают танец, но глаза их устремлены на Элрика и Симорил, сидящих на возвышении. Когда же Элрик объявит Симорил своей императрицей? И возобновит ли император традицию, отмененную Садриком: приносить в жертву Владыкам Хаоса двенадцать невест и их женихов, чтобы обеспечить хороший брак правителей Мелнибонэ? Ведь совершенно очевидно, что именно отказ Садрика от этой традиции и стал причиной его несчастий и смерти его жены, из-за этого сын у него родился больным и само продолжение династии поставлено под угрозу. Элрик должен бояться повторения роковой участи своего отца. Но некоторые утверждают, что нынешний император тоже намерен пренебречь этим обычаем, а это ставит под угрозу не только его жену, но и существование самого Мелнибонэ и всего, что оно собой воплощает. Те, кто так говорит, как правило, состоят в хороших отношениях с принцем Йиркуном.
Принц продолжает свой танец, будто не замечая ни перешептывания придворных, ни тихой беседы сестры с его кузеном, восседающим на Рубиновом троне… правда, сидит Элрик на краешке трона, забыв об императорском достоинстве; правда, ему ничуть не свойственна жестокая и надменная гордыня, одолевавшая в прошлом чуть ли не каждого императора Мелнибонэ; правда, он болтает дружески, словно забыв, что двор танцует для его удовольствия.
А затем принц Йиркун внезапно замирает, не завершив пируэта, и поднимает свои темные глаза на императора. Из угла зала Дивим Твар наблюдает за театрально застывшим Йиркуном. Повелитель Драконьих пещер хмурится, рука его тянется к поясу, но на балах ношение мечей запрещено. Дивим Твар внимательно и напряженно смотрит на принца Йиркуна, когда этот высокий аристократ начинает подниматься по ступенькам к Рубиновому трону. Много глаз следит за кузеном императора, и теперь уже почти никто не танцует, хотя музыка и становится громче – хозяева музыкальных рабов подстегивают их, чтобы они вкладывали в пение еще больше усердия.