Сквозь сон я услышал, как тяжело ворочается Хелландер. Спросил его, все ли в порядке. Он сказал, что все хорошо.
Утром я проснулся и увидел висящее тело; оно слегка раскачивалось в воздухе над Фельдманом.
Ему удалось сбежать, пока я спал.
Прошло еще долгих двадцать четыре часа, прежде чем охрана убрала трупы из камеры.
Глава пятая
Военный марш
Фрици и Франци пришли за мной через пару дней. Не выводя меня из камеры, они вытащили дубинки и избили прямо на месте. Фрици и Франци любили свою работу, они были настоящими мастерами, обсуждали, как я держусь, как мое странное бледное тело реагирует на удары. Необычный цвет синяков. Они даже жаловались, что им еле удается выбить из меня крики и стоны. Впрочем, эту небольшую проблему они надеялись вскоре решить. После того как они ушли, меня посетил Клостергейм, дослужившийся до капитана СС, и предложил хлебнуть из его карманной фляжки; я отказался. Не собирался помогать ему, вдруг он решил накачать меня наркотиками.
– Прямо какая-то полоса несчастных случаев. – Он оглядел камеру. – Наверное, чувствуете себя слегка подавленным, граф?
– Ну что вы, напротив, мне не приходится общаться с нацистами, – ответил я. – Полагаю, это серьезное преимущество.
– Ваши понятия о преимуществах мне чужды. Похоже, именно они и довели вас до такого состояния. Сколько потребовалось штурмовикам, чтобы прикончить вашего друга Фельдмана? Вы, конечно, покрепче и помоложе. Так сколько им понадобилось? Три дня?
– Для триумфа Фельдмана? – спросил я. – Три дня, чтобы доказать: все, что он написал о вас, – чистая правда. Его мнение вы подтвердили полностью. Так что все, что он опубликовал, приобрело дополнительный вес. Любому писателю это бы понравилось.
– Это победа мученика. Умные люди назовут ее бессмысленной.
– Только глупцы, считающие себя умными, могут сказать такое, – отозвался я. – И мы знаем, до какой степени нелепы эти тщеславные болваны.
Я радовался, что он пришел. Ненависть к нему помогала забыть о боли.
– Еще раз говорю вам, капитан: у меня нет ни меча, ни чаши. Верьте во что хотите, но вы ошибаетесь. Я с радостью бы умер, чтобы изменить ваше мнение, но мне не нравится, когда из-за меня гибнут другие. Раз уж вы считаете, что имеете власть делать это, то примите на себя и ответственность, устраивает вас это или нет. Ибо одного без другого не бывает. И вина полностью лежит на вас.
Я отвернулся, и он тут же ушел.
Спустя несколько часов Фрици и Франци вернулись продолжить свои эксперименты. Когда я потерял сознание, мне явился двойник. Он что-то настойчиво повторял, но я не мог расслышать слов. Затем он исчез, и вместо него возник Черный меч; на стали клинка, омытой кровью, виднелись те же самые руны, но теперь они горели алым светом.
Очнувшись, я увидел, что лежу на нарах, без одежды и одеяла. Они все-таки решили убить меня. Обычный способ – замучить голодом и холодом, тогда узник ослабеет и сам загнется от инфекции, скорее всего, от пневмонии. Этот метод они применяли к тем, кто отказывался умирать от сердечного приступа. Я понять не мог, почему этот фарс до сих пор продолжается. Возможно, они просто блефуют? Не станут ведь они убивать меня, если до сих пор считают, что я могу привести их к мечу или к чаше.
Однажды ко мне в камеру пришел майор Хаусляйтер. С ним был Клостергейм. Майор, думаю, пытался меня урезонить, но надрался так, что лыка не вязал. Клостергейм напомнил мне, что его терпение закончилось, и снова принялся угрожать самым нелепым образом. Чем можно угрожать проклятому? Я ослабел настолько, что даже не мог ему ответить. Лишь улыбнулся разбитыми губами.
Наклонился вперед, словно хотел прошептать ему на ухо какую-то тайну, и с огромным удовольствием смотрел, как моя кровь капает на его идеально чистую форму. Кап-кап. Он с отвращением отодвинулся и толкнул меня так, что я свалился на пол.
Дверь с грохотом захлопнулась, и наступила тишина. Этой ночью никого не пытали.
Я попытался встать и заметил, что кто-то сидит на нарах. Мой двойник махнул мне рукой и пригнулся к голому матрасу.