Мой двоюродный дед дал название этому ранчо, когда поселился в Лост-Пайнс и сколотил первое состояние на древесине, второе – на разведении скота, третье – на речной торговле, четвертое – на нефти, а пятое – на недвижимости. Из-за бестолковых бухгалтеров мы практически ничего не заработали. Теперь большая часть нашей земли принадлежала национальному парку Лост-Пайнс, благодаря низким налогам мы содержали небольшое стадо лонгхорнов, для нас они были почти что членами семьи, как и прочие домашние животные. Мы давали им клички, и они, как и все истинные техасцы, сами оплачивали свое содержание. На части земли, незанятой пастбищами или лесом, мы выращивали овощи и фрукты, применяя лишь органические удобрения.
Именно из-за этого мы привыкли, что соседи приходят к нам купить пучок моркови или пару фунтов томатов, и даже не удивились, пока из автомобиля, подъехавшего к ступенькам веранды, не вышла стройная темноволосая женщина. Несколько похожая на мальчика, но необычайно красивая. Длинный плащ, который мы в Техасе зовем «пыльником», короткая стрижка «паж». Из-под челки смотрели улыбчивые ярко-серые глаза. Я сразу же узнал ее. Миссис Перссон поднялась по ступенькам на веранду, я открыл дверь. Жена радостно воскликнула:
– Моя дорогая Юна! Что привело тебя в этот медвежий угол?
Линда вынесла на веранду еще одно кресло-качалку для миссис Перссон. Я тем временем налил ей выпить. Она с благодарностью приняла стакан, не успев даже присесть. Я предложил кресло, но она ответила, что провела за рулем несколько часов и теперь хочет постоять немного. Юна сообщила, что была в Остине, чтобы встретиться с коллегами из Техасского университета; она не знала нашего телефона, но нашла адрес и решила съездить и посмотреть, не дома ли мы.
Я сказал, что мы совсем обленились, так как я вышел на заслуженный отдых и делать мне почти нечего. Начал расспрашивать о старых друзьях, а также о тех, кого считал своими друзьями по ее рассказам.
Она ответила, что почти никого не видела, кроме своего кузена, чьи приключения меня очень интересовали.
– Элрика из Мелнибонэ?
Выговаривала она слова очень вкусно, будто смакуя экзотические блюда. А также в ней чувствовалась ирония, которую приобретает женщина, когда слишком долго живет в Париже.
– В самом деле? Ты пережила новые приключения в пространстве и времени?
– Вовсе нет. Он лишь совсем недавно вернулся в свою эпоху. Это, какое физическое воплощение ни возьми, между одним измерением мультивселенной и другим. Насколько понимаю, его народ называет это «путешествиями во снах».
– Ты же теперь не в подобном путешествии? – мягко спросила моя жена.
Юна Перссон слегка наклонила голову и подмигнула.
– Все мы путешествуем во снах, – ответила она. – Все, кто не умер окончательно. Окончательно.
– Но когда ты играла на сцене и все прочее, это же не было путешествием во сне, – заметила Линда. – Это был сон, воплотившийся в жизнь.
Я засмеялся.
– Меня не учили отличать одно от другого. – Юна наконец уселась в кресло-качалку рядом с Линдой. – Сны и личности, как и мультивселенная, существуют, и их можно переуступить, можно испытать, примерить на себя, а иногда даже присвоить.
– Не думаю, что мне хотелось бы иметь такой выбор, – сказал я.
– А я точно знаю, что предпочла бы его не иметь, – согласилась Юна.
– Так тебе не понравилось играть на сцене? – Линда была неумолима. Она очень любила музыкальную комедию, а Юна какое-то время весьма успешно выступала в театрах Вест-Энда и Бродвея.
– Это мне нравилось больше всего, – ответила Юна. – Долгая карьера, учитывая мои весьма необычные обстоятельства. Я вошла в моду во времена больших залов и дворцов эстрады вроде «Эмпайр» и «Лестер-Сквер». А вышла из нее вместе с ревю и сложными и злободневными песнями шестидесятых. Рок-н-ролл и сатира погубили меня, моя милая, – засмеялась она.
Она любила играть, пока это приносило радость, а когда все закончилось, не стала возражать и ушла со сцены. С середины шестидесятых она сделала гораздо больше с точки зрения политики. Разумеется, в то время Юна в основном вращалась в кругу Джерри Корнелиуса и его странного набора бродячих актеров, типичных для ситуационистского театра, который появился на континенте, но так особо и не прижился в Соединенных Штатах и Великобритании. Говорили, будто их театр служил прикрытием для более серьезных дел, но меня никогда не интересовали рассказы о так называемых «секретных службах».