И Гарольд безмолвно молился, прося Господа даровать ему сил, чтобы претерпеть все испытания и достойно встретить конец. Послышались знакомые шаги, и на плечо юноши легла рука доктора Кинга.
— Крепись, мой мальчик, — сказал врач, — скоро мы отправим тебя домой на тридцать дней. А к концу твоего отпуска, глядишь, и война закончится.
— Домой! — потухшие глаза Гарольда вдруг загорелись. — О, спасибо! Я хочу умереть дома, рядом с мамой, отцом, братьями и сестрами.
— Погоди, рано еще тебе умирать, — ответил доктор с деланной веселостью. — Дома и стены помогают. А родная мать вообще способна сотворить чудо.
— Доктор Кинг, — Гарольд спокойно и твердо посмотрел на врача, и его голубые глаза потемнели, — пожалуйста, скажите честно, что вы думаете о моем состоянии? Есть ли надежда на выздоровление?
— Есть, — чуть помедлив, ответил врач. — Возможно, здоровье полностью не восстановится, но существенно улучшится, и ты проживешь еще много лет. И проживешь полноценно. Полагаю, когда ты окажешься дома, так и случится.
— А мне кажется, что я не проживу и года. Не бойтесь, доктор, откройте мне правду. Я не только выдержу — я приму ее с радостью. Скажите, я прав?
Теперь врач молчал долго. Он задумчиво опустил глаза, потом внимательно поглядел на Гарольда и наконец решился:
— Да. Ты прав. Я думаю, ты близок к возвращению в небесный дом, где «ни один из жителей не скажет: «Я болен» (Ис.33:24).
В голосе доктора Кинга звучало искреннее сочувствие. И снова наступила тишина. Затем Гарольд промолвил:
— Благодарю вас, доктор. Я так и думал, но мне не страшно. И я ни о чем не жалею. Жаль только тех, кто меня любит...
— Но все-таки не забывай, сынок, что ты можешь и выздороветь. Пути Господни неисповедимы. Так что не отнимай у близких надежду.
— Да, спасибо, что вы об этом сказали! Пусть надеются до последнего.
Доктор пошел к другим раненым, а Гарольд остался наедине со своими мыслями. Но размышлял он недолго, потому что в палату влетела раскрасневшаяся Мэй. Ее лицо сияло.
— Смотри! — воскликнула она. — Письма из дома. И весточка из Неаполя. Роза написала маме и приложила письмо для нас!
— Прочитай его вслух.
— А письмо от мамы? Вот, адресовано тебе, и конверт такой толстый!
— Его прочитаем последним. Я люблю откладывать самое лучшее напоследок.
Гарольд даже себе не признался, что известия об Элси для него намного важнее, чем полные любви строки, написанные рукой матери.
— Хорошо, — сказала Мэй и, сев возле кровати Гарольда, начала читать.
Роза долго описывала разные события неаполитанской жизни американцев, расспрашивала о родных и знакомых, и только к концу добралась до Элси:
«Но я ведь не рассказала о самом интересном. У нас прибавление семейства. На свет появился еще один мой внук. Он родился две недели назад. Его зовут Гарольд Аллизон Травилла.
Элси чувствует себя хорошо. Новорожденный все время спит, а мы только и делаем, что им восхищаемся. Все мы, и маленькие, и взрослые, так возле него суетимся, словно он не четвертый, а первый внук. Хорас стал настоящим патриархом. Подумать только, я — жена патриарха!
Элси — лучшая мать в мире. Она полностью отдает себя детям и умудряется быть с ними одновременно и нежной, и строгой. В вопросах воспитания они с мужем единодушны, и это очень благотворно влияет на малышей. Если дело касается принципиальных случаев, они требуют от ребенка безоговорочного послушания, но очень снисходительны, когда мягкость не приносит вреда. Я еще никогда не видела таких воспитанных и в то же время таких радостных и счастливых детей, как у Травилл.
Скажи Гарольду, моему дорогому, горячо любимому брату, что Элси с Эдвардом назвали ребенка в его честь».
— Ты рад? — спросила Мэй, прервавшись и взглянув на брата.
— Да, — ответил Гарольд с легкой, немного печальной улыбкой. — Хорошо, что они вспомнили обо мне. Надеюсь, они скоро приедут. Я очень хочу посмотреть на малыша. Я, кстати, всегда думал, что из Элси выйдет прекрасная мать.
— О возвращении, увы, ни слова, — заметила Мэй, дочитав письмо до конца. — Наверное, они вернутся, как только закончится война.
Мэй прочитала ему остальные письма и пошла трудиться. Гарольд лежал, погруженный в свои мысли. После чтения писем он почувствовал себя хуже. Из задумчивости его вывел новый сосед — офицер-южанин, поступивший утром.
— Простите, сэр, но я невольно услышал то, что читала эта юная леди — полагаю, ваша сестра.
— Да. Но вы не виноваты, — дружелюбно ответил Гарольд, — поэтому не стоит извиняться.