«Ламар рассвирепел, — вспоминал потешавшийся Рекс, — и на этот раз… сказал менеджеру «Лидо»… чтобы он оставил их в покое. После чего менеджер заявил Ламару, что не может начать представление, так как весь его кордебалет находится у нас в номере. Излишне говорить, что Ламар был несколько смущен», — заключает Рекс, который позже был по крайней мере не меньше смущен воспоминанием о своих собственных поступках, «но в то время казалось, что это в норме вещей».
Так это и шло — существование в духе сказок «Тысячи и одной ночи», в котором они плавно переходили от одной невероятной фантазии к другой. В одну из ночей в «Лидо» Элвис поднялся и спел с оркестром «Willow Weep For Ме». Он до смерти испугался, признался он потом журналистам. «Впервые за 15 месяцев я стоял перед публикой. На меня вдруг накатил такой страх». Относительно же своих армейских впечатлений он поведал, что «привык к размеренной жизни. Любому трудно акклиматизироваться в армии, а мне, возможно, было трудней остальных. Но я решил для себя, что обязательно приспособлюсь, потому что иначе будет только хуже».
Словно ватага школьников, они носились со своими бутановыми зажигалками (совсем недавно появившимися на рынке), соревнуясь в том, кто выдаст самое высокое пламя, случись ничего не подозревающему человеку попросить огоньку. Бедняга Ламар, который уже и так потерял свой паспорт в поезде, стал объектом даже еще больших насмешек, когда начал божиться, что влюбился в одну из танцовщиц в «Ле Бантю». Элвис быстро все разузнал, пригласил девушку составить компанию Ламару в их машине и едва не упал, когда Ламар обнаружил, к своему огромному изумлению, что его «она» была «он». Элвис любил рассказывать эту историю о великой страсти Ламара и о том, как — когда все было сказано и сделано — «у нее оказался больших размеров, чем у него!».
Под конец их пребывания они так разошлись, что Элвис решил променять забронированные места в поезде на еще одну ночь в Париже. На следующий день он взял напрокат лимузин, и они прибыли в свою часть во Фридберге как раз вовремя, чтобы три солдата вернулись в казарму в полночь на пятнадцатый день своего увольнения.
Вернон тем временем находился в своем собственном увольнении неопределенной продолжительности. Он отплыл из Бремерхафена в тот же день, когда мальчики отправились в Париж, спустя восемь дней, 24 июня, прибыв в Мемфис. У него есть кое — какие дела, которые ему нужно решить, сообщил он репортерам, которые заметили его появление; ему нужно зарегистрировать и подготовить автомобили к приезду домой Элвиса через девять месяцев; и ему необходимо удалить зуб, пока он находится в городе. Но, разумеется, подлинной причиной его возвращения была Ди, которую он решил не отпускать.
Он проводил ее в аэропорт с ее мужем Биллом, и после этого двое мужчин сидели и пили в квартире Стэнли — каждый по — своему подавленный. Он боится, что потерял свою жену, признался Билл Стэнли, не ведая того, кому он обязан этим, и попросил Вернона помочь ему вернуть ее назад. «Ты мой самый близкий друг, — заявил он, по словам Ди. — Ты ходил с ней за покупками и давал ей так много того, чего я не давал ей. Ты ведь знаешь, она тебя любила. Она послушает тебя…» Это было уже слишком для Вернона, и он позвонил Ди еще до того, как она приехала в дом своей сестры.
Он остался на полтора месяца, присутствовал на приеме в Мэдисоне, штат Теннесси, в честь пятидесятилетнего юбилея Полковника, навестил впервые за длительное время своего отца в Луисвилле и воспользовался случаем познакомить его с Ди, больше для того, чтобы попытаться убедить ее в том, что у них действительно может быть совместная жизнь. В «Мемфис пресс — симитар» сообщалось, что он «так изменился, что его не узнать… Один друг сказал, что он ходит со слезами на глазах. Он чувствует себя таким одиноким, что порой одному из его братьев приходится ночевать в доме вместе с ним». И, сообщалось дальше: он оставил нетронутым разбитое оконное стекло, на которое упала Глэдис, — из глубокой скорби, которую испытывают он и Элвис. Но он привез Ди в Грейсленд. И пообещал, что сделает его домом для нее и ее ребят. «Мне дали от ворот поворот», — поведал он местному другу и поклоннику Дотти Эйерсу, не оставляя сомнений в том, почему на него сердит Элвис. «Дело не то чтобы конкретно в этой женщине, — сказал он. — Думаю, на ее месте это сделала бы любая женщина в данный момент». К тому времени, как он отплыл из Нью — Йорка в первых числах августа, Ди поместила своих мальчиков, которым было теперь восемь, шесть и три года, в детский пансион под названием «Бризи — Пойнт Фармз» и планировала присоединиться к нему в Германии.