«Я и вправду чувствовала, что знаю, каким был Элвис Пресли в то время. Не звездой, не важной персоной, которую, ему казалось, он должен изображать из себя. Я видела его без маски, совсем без маски, я видела его таким, каким он был на самом деле после того, как потерял маму. Мы так много говорили с ним, он делился со мной своим горем, он был очень беззащитным, и он чувствовал себя преданным своим отцом, тем более что тот, по — видимому, даже увлекся такой женщиной [как Ди Стэнли]. Он начинал буквально лепетать, когда говорил о том, что отец не может так поступать, что «это пройдет, как только мы уедем из Германии, это уйдет…». В то время он был полностью беззащитным, полностью честным и, я бы сказала, полностью чувствующим».
О своей карьере он говорил с тревогой, но у него была безусловная вера в Полковника. Он показал ей письма, которые написал ему Полковник, письма, в деталях расписывающие их план, демонстрирующие то, как он подогревает интерес поклонников, перечисляющие все его рекламные акции и изобретательные ходы, убеждающие Элвиса не беспокоиться. «Он говорил о том, что когда — нибудь я познакомлюсь с Полковником, что Полковник работает над тем, чтобы он мог сняться в фильме сразу, как только вернется домой, и что он будет сниматься еще [после этого]. Он говорил о нем с большой нежностью». И было очевидно, что он безоговорочно доверяет Полковнику, потому что, сказал он Присцилле, именно из — за Полковника он не выступал все то время, что находится в армии, и, как и во всех других решениях, Полковник был прав.
Она впитывала все это как губка, удивляясь его убежденности по этому поводу не больше, чем его почти проповедническому восхвалению пользы йогурта, который он только недавно открыл для себя и поедал литрами. В конце вечера они обычно слушали «Good Night, Му Love», песню, которую передавали в завершение эфира на армейской радиостанции, после чего Ламар отвозил ее домой.
С самого начала всем было ясно, это не похоже на все остальное. Для Чарли не было сомнения, что он влюбился с первого взгляда. «Ты заметил, какое у нее породистое лицо? — спрашивал Элвис у своего друга, словно во что бы то ни стало должен был найти объяснение. — Она похожа на женщину, которую я искал всю свою жизнь». Для Джо Эспозито, новоприобретенного армейского товарища из Чикаго, который недавно начал играть с ними в футбол по выходным дням, источник притяжения был очевиден («Каждый воскресный полдень Присцилла сидела одиноко в сторонке, следя за игрой. Этот образ как живой стоит у меня перед глазами. Я никогда — ни до того, ни после — не встречал никого, кто был бы таким невероятно хрупким и красивым»), хотя для него объяснение было, вероятно, более банальным:. «Он знал, что она еще совсем юная, и намеревался сделать ее такой, какой он хотел ее видеть».
Даже Элизабет, которая продолжала спать с ним каждую ночь и, разумеется, жутко ревновала, тотчас сообразила, что тут было что — то другое, далекое от всех других интрижек, от всех других девушек, которые то и дело появлялись в его жизни и исчезали из нее. Дольше всего она была уверена, что он никогда не расстанется с Анитой; она молча передавала ему письма Аниты и ждала, как и все остальные, что рано или поздно они, вероятно, поженятся, — но с появлением миловидной маленькой брюнетки от всей этой уверенности не осталось и следа. «Мне часто хотелось спросить Элвиса, не влюбился ли он в Присциллу, но я знала, что лучше не задавать этого вопроса».
В остальном почти все разговоры стали вдруг вращаться вокруг возвращения домой. Иногда Элвис заговаривал о том, чтобы взять Элизабет с собой в Мемфис в качестве своей секретарши. Порой он говорил о том, чтобы взять с собой домой их всех. Но, даже когда он предавался ностальгическим воспоминаниям о том, через сколько всего они вместе прошли, было совершенно ясно, на что все больше направлялось его внимание, даже когда он был с Присциллой, которая видела, что ее мечта испаряется еще до того, как она сумела ее полностью сформулировать, которая все больше уверялась в том, что он вернется в Штаты, и все будет так, как если бы ничего и не прозошло.
Сообщения от Полковника приходили со все убыстряющейся скоростью — звонки, телеграммы, письма. Специальная телевизионная передача Фрэнка Синатры, которая была впервые анонсирована в июле, теперь была полностью одобрена: она будет иметь название «Вечер Фрэнка Синатры в честь возвращения Элвиса Пресли», и за нее Элвис получит 125 тысяч долларов, самый высокий гонорар, который когда — либо получал гость на телевизионной передаче, — и всего лишь, не преминул отметить Полковник, за исполнение двух песен. Он также не забывал и о предстоящей сессии, которая состоится перед самой передачей. На ней он будет впервые исполнять свой новый сингл, сообщал Полковник, так что ему нужно думать об этом — это будет их первоочередным делом на сессии, и это нужно сделать как следует. В остальном они будут крутить RCA как хотят. Они не могут подписать новый контракт, пока не улажены некоторые вопросы с налогами, но звукозаписывающая компания уже согласилась выплачивать издательские гонорары полностью в режиме «наибольшего благоприятствования» на все песни, с которых они имеют проценты в качестве держателей авторских прав, — важное изменение существующего контракта, обусловливавшее 75-процентную долю в таких композициях, согласно стандартной политике компании. В плане издательского сотрудничества с «Хилл энд Рейндж» это означает, не замедлил указать Полковник, 25-процентное увеличение выплат буквально с каждой песни, которую он запишет. Но это еще не все: если какой — либо другой исполнитель получает более выгодные условия на RCA, Элвису автоматически предоставляются те же самые условия вследствие пункта контракта о режиме «наибольшего благоприятствования». RCA пляшет под их дудку, ликовал Полковник, — и все это благодаря тому, что они твердо держались своего плана.