В начале встречи Эля была снова замкнута, апатична. Мы уже привыкли к такому старту. Постепенно она все быстрее оттаивала, и было видно, что ей с нами нравится. Алик ее и прозвал "эльфиком таёжным". Наверное, за отрешенность от мирской суеты, за некую несуразность и нескладность и за какое-то неземное молчаливое обаяние. Я переживала немного насчет того, примет ли он Элю. Женщинам это легче дается: материнские инстинкты помогают. А у мужчины с "чужим ребенком" часто непросто складываются отношения. Одно дело, он "теоретически" решился на усыновление, и совсем другое – общаться с человечком вживую. И меня радует его расположение к Эле. Он с ней столько играл и возился, сколько и дома не всегда с детьми возится. А дать ей собственное прозвище – для меня это о многом говорит.
В Уссурийске пруд пруди голубей. Я обрадовалась, когда в сусеках сумки отыскалась булочка с самолета. Мы стали крошить ее птицам – Эле понравилось, да и мне тоже. Было солнечно, тихо, расслабленно: вобщем замечательно. Алик нас сфотографировал, а потом мы заметили, что в кадр попала вывеска, на которой написано "Дочки-матери", что в целом соответствовало атмосфере. С виду бездомные кошки и коты выползали на солнышко греть свои животы. Мы их рассматривали и называли цвета. Как только на горизонте появлялось очередное облезлое и грациозно несущее себя создание, Эля радостно кричала, показывая пальчиком: "Аик, вон еще одна кошка!".
Некоторое напряжение и стеснение в Эле все равно чувствовались: она говорила мало и держалась скованно. Тем не менее, начали появляться некоторые приятные глазу мелочи. Например, если она отбегала вперед, то через метров десять останавливалась и оборачивалась, чтобы убедиться, что мы все еще здесь и никуда не исчезли. Когда она видела, что мы на месте, беспокойство в ее глазках сменялось удовлетворением и на личике было написано: "Я так и знала, что вы здесь". Или, когда Алик отходил купить воды в магазине или задерживался, чтобы сфотографировать кошку, Эля не хотела идти дальше. И только когда вся команда была в сборе, соглашалась продолжать путь.
Пару раз у нас на горизонте появлялась Элина группа. Когда Эля их видела, она сначала замирала, а после ее тихий голосок обретал неожиданную силу, и она звонко и радостно кричала: "Дети!" Родное и знакомое вселяло ей чувство уверенности. Даже хорошо, что мы их периодически встречали: это было маленьким якорем к знакомой гавани, некоторой подпиткой, после которой Эле становилось спокойнее. Время близилось к полудню. Мы отвели Элю в группу и сказали, что после ее дневного сна придем снова.
Во время обеденного перерыва Алик нашел забегаловку, где можно было поработать на ноутбуке, а я отправилась на экскурсию по магазинам. У меня появилась задумка купить Эле на предстоящий день рождения платье принцессы. Приятно было рассматривать пышную розовую красоту, и слушать вопросы в духе: "Вы для дочки? Какой у нее размер?". В одном универмаге я нашла нечто приблизительно соответствующее моим представлениям, но не совсем. Спросила продавщицу, где еще можно найти детские праздничные наряды, на что в ответ услышала: "Ну, это вам в Москву надо". Я улыбнулась и сказала: "Далековато будет…" И хорошо, что "подумала" вслух, а то бы и не узнала, что она имела в виду торговый центр через пару кварталов. В "Москве" я и нашла то самое чудо-платьице, которое потом надели Эле на день рождения. Прежде чем его купить, я позвонила в дом ребенка и уточнила, насколько это будет уместно. Мало ли, вдруг других детей это будет расстраивать, да и Эльфику за это может от них перепасть. Меня заверили, что все нормально, что девочек они на праздники всегда наряжают и для них это привычно и понятно. Так тому и быть.
После обеда все детки одевались на прогулку и, увидев нас, радостно загалдели: "Элина мама пришла!" Я смутилась, хотя было приятно это слышать. Мы изначально для себя решили, что пока для Эли будем Юля и Алик, что непривычно для нас, ведь дома мы чаще всего обращаемся друг к другу "мамочка" и "папочка". Но с Элей это было бы эгоистично с нашей стороны. Пока нет решения суда (а будет оно еще нескоро), мы не имеем морального права обнадеживать ребенка. Мама и Папа – дорогие слова. Хотя, конечно же, это мы лишь себя так тешили, дети сами за нас уже все решили… И от названий размер ответственности не очень-то менялся.