Элина Мама
5 января 2016. Как рождалось счастье.
Это была самая долгая и самая сложная моя беременность: ровно 18 месяцев. Я до сих пор усилием воли заставляю себя поверить, что война с инстанциями и судами закончена. Не нужно больше по этому поводу прорабатывать и составлять, звонить и обсуждать, согласовывать и спорить. Не нужно продумывать и продвигать, просить и бояться, писать и переживать. О Боже, неужели всего этого действительно больше НЕ нужно делать?! Неужели Мироздание сжалилось надо мной и Элей и подарило нам возможность стать одной семьей?!
С одной стороны, мне сейчас тяжело вспоминать путь борьбы. А с другой, когда перебираю в памяти то, что было, и то, что стало, я будто сшиваю эти два участка жизни воедино, и исцеляется выстраданное и отболевшее. И осознание того, что это не сон и что Эля на самом деле Моя Дочка, постепенно переходит из удерживаемого сознательным усилием в привычное и бессознательное.
Вот уже пару дней, как я устроила себе отдых и держу телефон без звука и днем и ночью! И пока моя "новорожденная" и трое старшеньких спят, кратенько хочу записать на память основные моменты с 15 по 31 декабря.
15 декабря 2015.
В 11 утра мы явились в Верховный Суд. Я старалась сконцентрировать мысли только на настоящем времени, чтобы хоть немного уменьшить волнение. О результатах суда запретила себе и думать. После родного уже металлоискателя нам выдали пропуска и пустили на верхний этаж, где нас ждали журналисты, что было оговорено заранее. Эдакое око общественности, которое бдило за тем, чтобы вершилось правосудие, а не судилище.
Дождались приезда адвоката Александра Голованова и сплоченной командой вошли в зал. "Встать! Суд идет!". Вошли три черные мантии и заполнили собой пространство: началось. Длилось заседание часа четыре и протекало, хоть и с виражами, но в целом позитивно. Пару раз накатывало ощущение, что от наших ответов вряд ли что зависит. Из особенно напряженных был момент, когда Александр подал ходатайство о привлечении к делу дополнительных документов. Важных и нелегко нам доставшихся – заключения Астахова и Министерства Образования, справки от других российских и немецких инстанций, наше завещание с назначением моей сестры опекуном Эли в случае, если мы не сможем заботиться о ней, и прочие бумаги, которые должны были еще более усилить нашу позицию.
Загвоздка в том, что по закону суд апелляционной инстанции работает только с имеющимися в деле документами и принимает новые лишь тогда, когда имеется уважительная причина, по которой они не могли быть поданы раньше. По существу таких причин у нас не было. Поэтому наш адвокат откопал в деле мелкие нарушения со стороны приморской судьи и придрался к ним, требуя на их основании перейти к рассмотрению дела не в рамках апелляции, а по правилам первой инстанции.
Голованов раскрыл свои карты, и судьи в ответ нахмурились. Средний из них, восседавший до этого с видом отвлеченного от дел Бога, угрожающе изрек: "Вы отдаете себе отчет в том, что если мы удовлетворим ваше ходатайство о переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции, то заседание придется отложить? Ведь нам нужно будет уведомить всех участников процесса, пригласить их заново и так далее". У меня внутри все похолодело. Перенос? Еще на несколько месяцев? С другой стороны, идти ва-банк и согласиться на сейчас, без привлечения наших новых бумаг, более рискованно. Что делать? Мы посовещались, и Голованов заявил о том, что наше ходатайство о переходе на правила первой инстанции мы временно отзываем и просим приобщить к делу наши дополнительные документы. Суд удалился на совещание по данному поводу. Минут двадцать я дрожала осиновым листом, молча кивая на уверения адвоката, что если они сейчас откажут нам в приобщении новых бумаг, то рисковать опасно и надо настаивать на переходе к рассмотрению дела по правилам первой инстанции и переносить заседание. "А если они примут наши документы, то это заявка на победу, – шептал он, – так как это будет означать, что они идут нам навстречу".