От обиды я даже всплакнула перед сном. Какой же ужасный ив тоже время странный сегодня день. Столько всего произошло! Стоило на миг отвлечься от своих обид на отца, как тотчас меня захватили мысли о Шаламове. И не просто мысли — вспоминая его руки, его взгляд, я чувствовала, как начинало трепетать сердце, а внутри, в животе будто всё стягивалось в узел. Интересно, что он сейчас делает? А ещё было бы любопытно посмотреть, как у него дома. И где именно его комната? Вдруг нас разделяет всего лишь стенка? Я отогнула край ковра над кроватью и прижалась ухом к холодной стене. Оттуда доносились какие-то шумы, но глухие и неразборчивые.
Скорее бы уж понедельник. Мне вдруг нестерпимо захотелось снова его увидеть. Как он будет со мной после сегодняшнего? Подойдёт ли ко мне? Заговорит? Ведь что-то между нами было, хотя и ничего не было, просто… не знаю. Какой-нибудь поэт, например, сказал бы — искра промелькнула ну или ещё что-нибудь в том же духе. Как хочу понедельник!
А на утро я с ужасом увидела, что моё лицо не только не поджило, а превратилось в чудовищную маску. Переносица раздалась вширь и под обоими глазами расплылись гематомы. Такое за два дня никак не пройдёт.
— Да-а-а, — сочувственно протянула мама. — Зато не придётся сегодня идти окна клеить.
Глава 10. ЭШ
Затусить у Борьки решили в субботу. Первоначальный план пятничного пришлось сдвинуть на день из-за соревнования по волейболу. Как я понял из слов Лёхи Назарова, в команде будет Майер, а такое зрелище я никак не мог пропустить. Борька спорить не стал, ещё бы. Раньше я не замечал, а теперь, когда знаю, вижу, как он пялится ей в спину.
— Пригласил? — спрашиваю. Он без пояснений понял, о ком речь, и криво поморщился, типа, нет, но и так понятно, что ничего не выгорит. Мол, зачем трепыхаться?
— Хотя… — неуверенно протягивает он. — Может, и стоит рискнуть?
В принципе, я почти не сомневаюсь, что никуда она не пойдёт, даже если Борька и разотважится с ней заговорить. Просто невозможно представить её, такую всю безупречно правильную, в подобной тусовке. Хотя чем чёрт не шутит? Мне вот время от времени кажется, что эта её холодность — напускное, и под каменным фасадом бушуют такие тёмные страсти, какие другим и не снились. Сложно объяснить, но в иные моменты возникает это ощущение, и от него всё внутри переворачивается. Наверное, именно оно и не даёт мне покоя.
В любом случае, нельзя, чтобы она пошла с нами. Я сказал Борьке, что сам её позову. Тот посмотрел на меня с такой щенячьей благодарностью, что мне аж неловко стало. Потому что звать её я, разумеется, не собирался. А после уроков типа «передал», что она никуда не пойдёт.
— Вообще без вариантов? — загрустил Борька.
— Сказала, что я — идиот, раз такое посмел ей предложить.
Борька совсем скис, а потом вдруг выдал:
— Я Надьку Тимашевскую тогда позову.
— А ты столько выпьешь? — пошутил я.
— Не ну а чо? Одному мне, что ли, сидеть, пока вы там будете…
— Так пацаны будут. Почему один-то?
— А вдруг они тоже с кем-нибудь придут?
В общем, позвал Борька эту Тимашевскую, и она, само собой, согласилась. Давай что-то щебетать, по-дурацки хихикать, брр. Хорошо, хоть у Борьки хватило ума отослать её, а то она, по ходу, вознамерилась таскаться за нами до самого вечера. Хотя мы никуда и не ходили, проторчали у меня почти до шести, а потом двинули в школу.
Я никогда волейболом особо не интересовался. Вот баскет — другое дело, а волейбол… Но тут, должен признать, игра получилась зрелищная. И Майер была крута во всех смыслах. Выглядела — вообще шикарно. Лицо разгорячённое, глаза блестят, ноги — от ушей. Понимаю Борьку. Я, правда, в одном моменте пошутил неудачно, когда она упала. Ей, наверное, больно было, а тут ещё я с тупыми шутками.
После игры все наши рванули махаться, а я малодушно свинтил. Поднялся на третий этаж, пока все в кипише. Думал, отсижусь там минут двадцать, пока толпа рассосётся, а потом домой. Не то чтоб я сдрейфил, просто мне это ни к чему. Во-первых, ту историю мне ещё не простили. А, во-вторых, плевать я хотел на химичей и всю эту мышиную возню. А драться ради того, чтобы драться — это тупо и ничуть не весело.
Я смотрел из окна в коридоре третьего этажа, как народ сбивается в кучки и сваливает куда-то за школу. Когда почти все разбрелись, я спустился во двор. Бойня, как я понял, должна была состояться на каком-то пустыре, но, видно, кто-то не утерпел, потому что у самых ворот развязалась потасовка. Ещё в вестибюле я слышал крики, но не сразу понял, что к чему.