Перед сном пришла мама для очередной «душевной» беседы. Кто бы знал, как меня всё это достало! Эти дни постоянно ловлю себя на мысли, что с трудом переношу общество родителей. Лишь многолетняя привычка быть послушной дочерью сдерживает меня от откровенной грубости.
— Тебе этот мальчик нравится? — начала мама вкрадчиво. — Из-за него ты стала такая в последнее время?
Я молчала, стиснув челюсти. Никакая «такая» я не стала. Бред! Это они повадились изображать из себя надзирателей с утроенной силой. И естественно, мне это не нравится.
— Я понимаю, сейчас тебе кажется, что это навсегда. Что важнее твоей к нему любви ничего на свете нет, но, поверь, это не так. И ты сама всё поймёшь через пару лет.
Ой, ну какую же ахинею мама несёт! Да мне надо памятник воздвигнуть за моё безграничное терпение.
— И на отца ты не злись. Он ведь тебе добра желает. Тревожится за тебя. А эти мальчики… сейчас не время о них думать. Все эти ранние любови только жизни ломают. У мальчишек в семнадцать лет ведь на уме лишь одно: как бы девушку в постель затащить. Поверь, и твоему мальчику от тебя только это и надо.
Конечно, маме лучше знать, о чём думает Шаламов. И словно в ответ на мои мысли она продолжила:
— Знаю, тебе трудно поверить. Человек вообще склонен верить в то, во что хочется верить. Но сама посуди, если бы у него были к тебе серьёзные чувства, стал бы он тебя при всех так позорить? Целовать при одноклассниках, при учителях? Нет! Он бы ухаживал за тобой, провожал домой, носил сумку, ну, или ещё что-нибудь в том же духе. Потому что когда мужчина любит женщину, он относится к ней трепетно и уважительно, а не как варвар: схватил, получил что хотел, и ходит потом победителем, потеряв к своей добыче всякий интерес.
Мама сейчас со своими высказываниями очень меня раздражала, но с неприятным холодком в душе я заметила, что её слова перекликаются с тем, что недавно втолковывала мне Ирма и с тем, что сегодня думалось самой. И что самое тревожное — Шаламов ведь действительно никогда и никак не выказывал ко мне никаких чувств. Вдруг ему правда от меня нужно было только это? И даже это-то он получил без всяких усилий. У меня внутри всё заныло от беспомощного отчаяния.
— Этих мальчиков у тебя ещё будет немало, и с возрастом ты научишься выбирать, кто достоин тебя, а кто нет. Ведь ты сама ещё ребёнок, а ему и подавно до взрослого ответственного человека расти и расти. У него сейчас только гормоны бушуют и всё. — Мама помолчала, а потом, видимо, решила — что уж мелочиться, добью окончательно: — И вообще, он мальчик неблагополучный. Папа выяснил про него кое-что, когда ездил на совещание в районо. Переговорил там с директором его прежней школы. Так вот, хоть у него и семья на первый взгляд приличная, обеспеченная, сам он — очень проблемный. Там и девочки у него были, и пьянки, и дурная компания. А минувшей весной он и вовсе вместе с друзьями угнал машину, а где-то по дороге они подцепили двух девчонок, напоили их и изнасиловали. Был большой скандал. Друзей его судили, что-то там им дали — кому условно, кого отправили в колонию. А он — единственный — вышел сухим из воды. Его имя даже нигде не упоминалось. И не потому что был виновен меньше других, а потому что папочка откупился. А чтобы пальцем в сынка не показывали, перевёлся сюда. И вот представь себе, этот мальчик уже с детства знает, что можно совершить преступление, дать взятку и всё останется шито-крыто. А что же из него вырастет потом?
Я не хотела, не могла поверить в то, что рассказала мама. На угон вообще плевать. Но изнасилование… Эш с друзьями кого-то изнасиловал? Это просто не укладывалось в голове. Как гадко! Чудовищно! Немыслимо! Какая же я дура, намечтала себе чёрт знает что. Воображала его чуть ли не героем без страха и упрёка. А он… подонок просто.
И ведь всё правда: он с самого начала выказывал ко мне именно такой интерес. Потому и сегодня сразу же смылся, добившись своего. Так что никакими чувствами тут и не пахло. Похоть сплошная. А я просто дура последняя, извивалась тут, стонала, фу… От самой себя мерзко, тошно, удушающе стыдно. Что же теперь будет? Как же мне с этим жить? Господи, не дай, чтоб родители узнали про нас с Шаламовым. Сейчас мне даже не столько побои отца страшили, сколько сам факт, что они с мамой могут об этом узнать. Я просто не переживу такого позора. Я в глаза не смогу им посмотреть.
Конечно, уснуть я не смогла. Всю ночь я мучилась и терзалась стыдом и страхом. Меня аж колотило всю. И знала точно, если вдруг всё всплывёт, то я просто не буду жить. И это не метафора.
Не помню, чтобы я когда-либо шла в школу с таким тяжёлым чувством. Мне как будто грудь придавило каменной плитой. Каждый вдох — боль.