– А! Вроде секретаря?
– Угу, – кивнула я.
– Ну и что! Для студентки, тем более даже не последних курсов, это вообще отличный вариант! Босс-то нормальный? Не пристаёт? А то ты вон какая красотка.
– Босс так себе, но не пристаёт. Ты лучше про себя расскажи. Как сейчас в Адмире?
Алька вздохнула невесело:
– Да как? Загибается, по ходу, наш Адмир. Всё прямо на глазах разваливается. В клубе теперь кружков никаких нет, ну вот только дискотеки… А так – там челночники все углы и закутки арендовали и теперь торгуют китайскими шмотками. А мэр у нас знаешь кто? Отец Гулевского. Вот они живут хорошо. Коттедж себе отгрохали с бассейном в Химках. А Белевича помнишь? Вместе с Гулевским учился?
– Угу.
Ещё б не помнить! Душу неприятно царапнуло.
– Он умер. От передоза. Скололся совсем, и где-то полгода назад умер. Ковтун тоже скололся, но пока жив, хотя на себя уже не похож. А Горяшин спился. Как пришёл после армии – женился на Тимашевской, и почти сразу запил по-чёрному. Конечно, в Адмире делать-то нечего…
Боря Горяшин, моя тайна, мой Б.Г.... Надо же – ведь когда-то он столько много для меня значил! Жаль, что у него всё так сложилось…
– … тоже почти сразу после армии женился.
Я сообразила, что Алька продолжала рассказывать уже о ком-то другом, но что и о ком – от меня ускользнуло.
– И знаешь, на ком женился? На Ивановой, нас на год младше училась. Смешно, правда? – грустно спросила Алька.
– Почему смешно?
– Ну, Петров женился на Ивановой. Смешно, – судя по тону, Альке вовсе смешно не было.
– И как ты? – сочувственно спросила я.
– Ну, ничего. Я его почти забыла. Мы и видимся редко. Так что… - Алька бодро улыбнулась и жизнеутверждающе хлопнула пухлыми ладошками по столешнице. – Черникова тоже вышла замуж. Он у неё старый, лет на двадцать старше, но богатый. А вот Вика Вилкова – молодец. Сама поступила в Новосибирский политех и учится на отлично. Куклина выучилась на повара и работает в школьной столовке. А Капитонова выскочила за какого-то не то узбека, ни то таджика и уехала с мужем к нему на родину. Ужас, правда? О! Шестакова вышла за Гулевского. Он же стал завидным женихом, так она сразу подсуетилась. Только, говорят, он от неё гуляет направо и налево, а она его по всему городу бегает ищет, скандалы закатывает. Ну а я на заочном в педе учусь и в нашей школе веду историю, вместо Зотовой. Она в баптисты ушла, представляешь? Коммунистка, блин!
– А как твои родители?
– А мои… ну что мои? Мать всё так же работает в больнице, зарплату им задерживают, как везде, ну или дают талонами. Отец вообще без работы сидит. Но он зато на рыбалку ездит, на охоту, по грибы… Так что ничего, держимся.
– А почему не работает?
– Так закрылся же леспромхоз! Ещё два года назад. А знаешь, кто там всё выкупил? Отец Шаламова. Он же там начальником был. А как стало всё разваливаться, быстренько сориентировался и выкупил за бесценок всю технику. Открыл свою фирму и теперь у нас лес вырубает и куда-то там продаёт…
Алька так запросто, походя произнесла его фамилию, а у меня от одного звука будто по сердцу ножом. И откуда-то из глубины поднялась подзабытая, но такая знакомая, тягучая боль.
– А сам переехал жить сюда, – продолжала Алька. – Здорово устроился, правда? Эш, говорят, тоже здесь живёт, в какой-то крутой академии учится, за бабки, естественно.
Я облизнула вмиг пересохшие губы и судорожно сглотнула – в горле неожиданно образовался тугой, тяжёлый ком.
– Вы, кстати, не встречаетесь?
Я качнула головой. Непослушное сердце на миг замерло, а потом как припустило, словно одичав. Стало вдруг душно.
– А я думала, он тебя найдёт тут… всё-таки первая любовь…
– Да брось ты, – глухо, с трудом выдавила я, опустив глаза. – Какая там любовь? Никого он не любил.
В груди защемило, нет сил. Как же больно! До сих пор… Зачем Зимина вообще этот разговор затеяла?
– Ну не знаю, мама говорит, что он тогда всю больницу на уши поставил. Ну когда ты... это… – Алька замялась. – В общем, чуть там со всеми не передрался. Тебя искал, звал, буянил. Они хотели даже ментов вызвать – так сильно он разбушевался, да пожалели. Ну а потом он там даже подружился с медсёстрами, пока ты лежала. Мама говорит, они всё вздыхали: «Ах, как он её любит! Как их обоих жалко!». Торчал все дни, только Александр Маркович его не пускал.