– Ой неееет! – скривился Шаламов. – Наслышан я про вашу контору и как-то не хочется. Не в обиду тебе, конечно, ты тут ни при чём, но ваш главный… как там его? Гайдамак вроде… Нафиг надо…
– А что Гайдамак? – удивился Сергей Петрович.
– Да козёл он ещё тот.
Ника закашлялась, да и сам Сергей Петрович чуть не поперхнулся от такого заявления.
– Я что-то не то сказал?
– Всё нормально. Просто интересно, почему он, как ты говоришь, козёл?
Шаламов вновь с сомнением взглянул на Нику и неуверенно продолжил:
– Да просто отец хотел к нему попасть на приём с каким-то вопросом по бизнесу.
– И что? – полюбопытствовал Сергей Петрович.
– А там ему сказали, типа, со всякой мелочёвкой наш великий и могучий Гайдамак не общается. Топай отсюда. Отец, конечно, и сам не ангел, но даже он никогда так не принижал людей.
Вероника молчала, не поднимая глаз.
– Может, он просто был занят, – предположил Сергей Петрович. Дожился! Оправдывается перед мальчишкой!
«Нет, – поправил он себя, – не перед мальчишкой, а перед Никой».
– Если занят, то почему не сказать, что занят?
Сергей Петрович кашлянул, затем поднялся из-за стола:
– Спасибо за ужин. Всё было действительно очень вкусно. И тебе спасибо за компанию, – повернулся он к Шаламову. Затем достал портмоне и вынул оттуда визитку. – Передай своему отцу, что завтра в десять, нет, в десять тридцать, приму его у себя лично.
О, этот момент стоил всего ужина! У мальчишки сделалось такое лицо, что Сергея Петровича едва смех не пробрал. Еле сдержался, чтобы не отпустить по этому поводу язвительную шутку, но решил уйти величественно и молча, как и подобает победителю. Только вот совершенно очевидно, что пацан действительно не при делах. Неужто всё-таки случаются такие совпадения?
Глава 8
Глава 8
– Ты ведь Полянская! – негодовал Шаламов. Так неловко он себя давно не чувствовал, хоть сквозь землю провались.
– Я по мужу Полянская, – Нику потряхивало от нервного смеха.
– По мужу? По какому ещё мужу? Ты ведь говорила, нет у тебя мужа и не было!
– Ну, на самом деле, был. Давно. Мы развелись. Там всё так плохо было, что мне просто не хотелось о нём говорить.
– Мне-то, конечно, об этом знать необязательно. Что, смешно? Ну, смейся, чо. Я ж тут вас так развеселил. Почему нельзя было представить нас по-нормальному, а? Почему ты не сказала, что Гайдамак и есть твой отец? Я ж как-то уже упоминал про него недавно, почему ты ничего тогда не сказала?
– Да я как-то не подумала… Стой, ты куда?
– Домой, конечно, – Шаламов, присев, решительно шнуровал кроссовки.
– Почему домой? – расстроилась Вероника. – Ты что, обиделся?
– Нет. Я что, девочка – обижаться? Да и на что мне обижаться? – он выпрямился, взял с банкетки куртку. – Сам виноват, меньше надо языком трепать, больше головой думать. Я давно себе это говорю, но, видно, тупой, никак не усвою.
– Давай я тебя хотя бы довезу?
– Нет-нет, спасибо, уж как-нибудь сам.
Вероника хотела остановить его любым способом, но не в ноги же кидаться. Да это и не даст ничего. Он лишь подумает, что она истеричка. Впрочем, истерика уже и так подступала. В груди нарастала дрожь, дыхание перехватывало, внутри трясло.
Он оглянулся на пороге:
– Ты извинись за меня перед отцом. Я правда не хотел...
И он ушёл. Ушёл! Вероника сползла по стене на корточки и тихо завыла.
***
Такой её и застал отец. Дома Сергей Петрович места себе не находил, терзался смутной тревогой, прислушивался к звукам в другой половине дома, но звукоизоляцию здесь сделали на совесть. Не выдержал – плеснул себе виски, хотя взял за правило среди недели не пить без особой надобности. Виски приятно обжигал, но облегчения не приносил. Сергею Петровичу казалось, что он повёл себя как-то не так. Что своим вмешательством испортил нечто хрупкое и важное для Ники, хотя перебирая в уме все свои слова, не находил чего-то уж такого катастрофичного.
Почему же ему так не по себе? В конце концов, не он, а его обозвали козлом. Другой бы на его месте спустил наглеца с лестницы, а он держался вполне. И если быть откровенным, то он почему-то и не рассердился даже. Опешил – да. Потому что привык к сервильности. Но ни злости, ни обиды не было. И если уж совсем честно, то этот Шаламов не вызывал в нём больше той жгучей неприязни, как вначале, до знакомства. В этой его бесхитростной прямолинейности определённо было что-то привлекательное.