Однако мимолётные образы, выхваченные из сознания Марагды, поселили в душе странницы тревожные сомнения по поводу гибели Ригора. Оранжевое аширское солнце, древний дворец в пустыне, жёлтые глаза, горящие во тьме… Внутренний голос твердил, что эти видения связаны с Геместом, но Эмбер отказывалась им верить, просто не понимала, как такое возможно. Последующие события вытеснили эти опасения на окраины разума, но грозное предчувствие продолжало неумолимо зудеть нарастающим беспокойством.
Вывалившись из коридора в горящей ладье с отказавшими двигателями, Эмбер не надеялась, что её кто-то заметит. После поражения разрушителей у Ашира не осталось собственного флота — единичные королевские суда и корабли контрабандистов не в счёт. Пространство сектора не патрулировалось, и шанс встретить случайную ладью на окраине возле давно заброшенного межзвёздного пути был невелик.
Эмбер всем сердцем хотела верить, что предчувствие в кои-то веки её подвело и призраки прошлого окажутся только миражами памяти. Поэтому её удивление было искренним, когда за помутневшим лобовым стеклом показался старинный корвет вражеского образца. На чёрном фюзеляже беззастенчиво красовался знак Бури.
На дымящейся приборной панели вспыхнул красный сигнал. Передатчик зашёлся смертельным стоном.
Странница нажала искорёженную горячую кнопку, принимая входящий вызов.
— Око Бури. Наконец-то, — зашелестел вкрадчивый голос.
Несмотря на жар от раскалённой обшивки, Эмбер обдало волной холода.
— Ригор?! Как?..
— …нашёл тебя? Ну, то, что ты учудила в коридоре, сложно было не заметить.
Значит, это всё-таки правда.
Но как он вообще уцелел? И сколько ещё разрушителей, которые якобы погибли при её непосредственном участии, на самом деле живы?!
57
— Любопытное чувство — после стольких лет встретить кого-то, с кем делишь столько воспоминаний! Пожалуй, я назвал бы его приятной ностальгией, не будь обстоятельства нашего расставания такими…
Ригор сдержанно улыбнулся, храня непроницаемое выражение лица, и Эмбер не знала, шутит он или нет.
Впрочем, разрушители никогда не славились чувством юмора, а она была вполне довольна тем, что старый знакомец не убил её в первую же секунду. О причине подобного милосердия оставалось только гадать.
— …такими неоднозначными, — дипломатично подхватила странница.
— Именно, — кивнув, аширец поглядел на неё жёлтыми глазами, мерцающими в прохладном полумраке величественной колоннады.
Древние строители дворца из жёлтого песчаника, где обитал ныне Ригор, имели выраженную склонность к мегаломании. Или были гигантами.
Геометрически безупречные колонны квадратного сечения метров двадцати высотой заменяли внешнюю стену широкой галереи. В глубине её, с противоположной стороны, темнели прямоугольные проходы, ведущие во внутренний зал. Массивные каменные плиты пола и стен были испещрены диковинными узорами, меж которыми ровными рядами выстроились загадочные знаки незнакомого алфавита.
Над Альт’Аширом царила ночь, и единственным источником света служила одна из ярко-жёлтых лун, глядевшая меж колонн немигающим взором с фиолетово-чёрного неба.
Люди Ригора — низкорослые дэбы, закутанные с ног до головы в многослойные одеяния свободного покроя, — забрали странницу с гибнущей ладьи за несколько минут до взрыва. Через обзорные иллюминаторы отплывающего корвета она видела, как огненные всполохи объяли старушку «Квикстарт» и растерзали на части.
Ещё одна свидетельница былой Бури почила с миром. Вздох сожаления сорвался с губ.
Встреча с другим свидетелем открывала новые возможности, но странница пока не могла разгадать, что за игру затеял Ригор.
— Не иначе как сама Буря нас свела, — замедлив шаг, аширец в очередной раз окинул спутницу непроницаемым взглядом.
Он уловил мысли Эмбер — разве что выразил совсем иными словами.
Это был высокий худощавый человек с необычной для здешних мест молочно-белой кожей. Вместо походного чёрного плаща он носил теперь тёмную мантию с глухим воротником, широкими рукавами и узорной оторочкой. Длинные смоляные пряди ниспадали на плечи из-под украшенного лунными камнями тюрбана с золотистой каймой.
Минувшие годы не состарили Ригора Геместа, но в строгих чертах правильного лица появилась какая-то мягкость, в глубоком голосе — таинственная вкрадчивость. На смену порывистой резкости движений и жестов пришла степенная неторопливость.
Остановившись напротив аширца, Эмбер скрестила руки на груди. Давно мучавший её вопрос несмело сорвался с губ: