– Бренги, ты слышишь? – она осторожно подняла его голову, и в белых протезах мелькнула призрачная искра.
Мягкие рыжие кудри струились меж пальцев. Волна скорбного трепета пробежала по телу, сдавила горло.
– Мне жаль, – прошептала странница дрогнувшим голосом, – я… прости меня. За всё, что я сделала с тобой. И с твоим братом.
Под железной маской, скрывавшей нижнюю часть лица, послышалось едва различимое бормотание:
– Совет… он подписал амнистию… Чутьё подвело меня, но теперь я вижу… Тебя подставили… Это его заказ…
– Чей?
Грохот – и металлический стон. Выстрел плазмомёта прожёг дыру во лбу Далерхи посередине кривого шва.
Не веря своим глазам, подёрнутым слезами, Эмбер обернулась: Сиггур Додд вновь воспользовался вражеским оружием.
Бренги Далерхи был мёртв. Уже навсегда.
29
Эмбер едва стояла на ногах. Ноющая тяжесть во всём теле после выматывающей битвы. И тошнотворная слабость – последствие джета.
Пакостное состояние – но куда хуже свербящая горечь на сердце. Смерть Далерхи казалась ужасно неправильной, не давала покоя, терзала совесть.
К сожалениям о былой жестокости примешивалась непонятная тревога. В скомканных мыслях зудели последние слова Бренги: что-то о Совете, амнистии, заказе и обмане…
И ещё этот Сиггур Додд! Пренеприятный тип, Эмбер он сразу не понравился, хотя она и пыталась оправдать его поведение: многие миротворцы относились к ней настороженно. Но этот… какой миротворец станет хладнокровно добивать поверженного врага?
Подставив спутнице плечо, Тьюди почти волоком тащил её по коридору. С изрезанными руками, в рваном плаще, он и сам с трудом переставлял ноги. Васильковые глаза помрачнели от залёгших под ними глубоких теней, тёмные брови нахмурились. Тяжёлые, недобрые думы отражались на посуровевшем лице.
Ни словом он не обмолвился по дороге, и эта необычная угрюмость старого товарища добавляла страннице беспокойства.
Песчаная буря встретила их за воротами – в ней тонул бетонный причал с чёрными ладьями, таяли серебристые отблески «Квикстарт», терялись белые миротворцы.
Тонула и Эмбер: в янтарной пыли, забивавшей глаза, в рёве иссушающего ветра, в головокружительном тумане подступающего беспамятства.
Она очнулась уже на борту, в кресле пассажирского отсека. И сразу ощутила неладное. Машинально ощупала себя, не открывая глаза. Ну конечно! Она была без плаща!
Странница вскочила: заветное серое одеяние, хранившее в карманах столько секретов, валялось рядом небрежным свёртком. Оставшись в чёрном костюме вражеского образца, она чувствовала себя обнажённой.
Но хуже всего было то, что верный соратник, по-прежнему серо-суровый, молча сидел напротив! Скрестил руки и ждал, не сводя с неё тяжёлого взгляда.
Мысли вихрем пронеслись в голове. Спутник явно в чём-то её винит – но в чём именно?!
Эмбер вопросительно развела руками, не решаясь заговорить первой.
Тьюди ответил сухим кивком и многозначительно повертел в руках чёрную рукоять меча. Изнурительная тишина звенела в ушах, действовала на нервы.
– Мы так и будем играть в молчанку? – странница не выдержала, рявкнула с досады. – Есть вопросы – задавай.
– Вопросы, говоришь? – незнакомым глухим голосом процедил старый товарищ. – У меня только один вопрос… Что это было… Эмбер?
Внутри всё заледенело: он никогда её так не называл.
– Что это, Буря тебя забери, было?!
Странница только качала головой в искренней растерянности, и Тьюди сорвался, закипел, как бывало в юности, затараторил:
– Ты до сих пор носишь их костюм, их меч. Вернее, свой собственный старый меч, я так полагаю? Но ладно это – ты ведь и ведёшь себя, как разрушитель! Что это было: там, в зале, когда ты кинулась на Далерхи? Я думал, ты его заживо испепелишь! Ты была…
Холодная дрожь пробежала по спине.
Тьюди приблизился к ней вплотную, заглянул прямо в глаза, отчаянным полушёпотом выпалил:
– Я не узнаю тебя, беместа! Неужели всё, ради чего мы сражались, с чем мы сражались…
Волна его боли, его смятения захлестнула Эмбер, пронзила сердце острым шипом. В его душе – она чуяла – что-то надорвалось, пошатнулось…
Она протянула руки, хотела обнять, но Тьюди отмахнулся, отпрянул.
Слёзы стояли в его глазах, когда он протянул ей пластинку джета и бросил – жестоко, резко:
– Только не вздумай оправдываться этим.
В голове стоял грохот и гул осыпающихся камней. Это рушился мир – знакомый, привычный мир, в котором Тьюди мог ей доверять. В котором считал её беместой в лучшем смысле этого слова. Считал праведной служительницей Света, верной соратницей его бывшего наставника… и другом.
Отныне мир не будет прежним, неумолимо гласило чутьё, но Эмбер отказывалась верить.
– Я думал, что знаю тебя… но это не так. Боюсь даже представить, что ещё ты от меня скрываешь.
– Тьюди, постой! – вскрикнула она наконец, но спутник уже выходил из отсека.
О Свет… Странница обхватила голову онемевшими руками. Парализующий холод во всём теле. Пустота. Сердце оборвалось, ринулось камнем в бездну, застыло в полёте. Она забыла, как дышать. Вдох-выдох. Выдох. Выдох.
Часть III
30
Эмбер вползала в кабину на ватных ногах. Мир рухнул – но жизнь продолжалась. И путь был не окончен.
Ладья падала в пропасть, мчалась со сверхсветовым вихрем по таинственному коридору меж неразличимых от скорости звёзд.
Странницу всегда очаровывал этот дивный и пугающий вид. Ей казалось, что можно запросто провести целую вечность, глядя в мельтешащую бездну, уносящую хрупкое судёнышко, как песчинку. Но сейчас Эмбер застыла с тяжёлым сердцем на пороге кабины, не решаясь войти, и с тупым безразличием смотрела прямо перед собой.
– Куда мы плывём? – наконец спросила она упавшим голосом.
Тьюди небрежно бросил, не обернувшись:
– В грот Менауту.
Эмбер не удивилась. Ей следовало бы кричать от ужаса, но вместо этого она только поинтересовалась:
– Где миротворцы?
– Не знаю. Может, остались на Лагдагаре. Они не возражали против нашего отбытия.
Внезапная мысль, будто чья-то подсказка, решительно подтолкнула странницу к панели управления.
Не глядя на спутника в штурманском кресле, она опустилась рядом и принялась торопливо щёлкать по кнопкам.
– Что ты делаешь? – холодно осведомился Тьюди.
Эмбер продолжала молча, на автомате. В голове её кружил вихрь похлеще, чем за бортом, и она изо всех сил пыталась сосредоточиться. Всполохи жутких догадок не складывались в единый образ, мерцали, подобно звёздам, слившимся в сплошную стену штормового колодца.
– Я спросил, что ты делаешь?
Чужие металлические отзвуки в ледяном голосе старого товарища пробирали до мурашек.
– Хочу связать с Чертогом.
В ответ – только равнодушное «а».
Это невыносимо. Какой-то липкий кошмар. Больше всего на свете ей хотелось проснуться.
– Слушай, Тьюди, – начала странница, – так нельзя… Я действительно… совершила ошибку. И не одну. Ты прав, но…
– Пытаешься извиняться?
– Да, – охотно согласилась Эмбер, – я ужасно, невероятно, чудовищно тебя подвела… Всех подвела. И мне невыразимо, бесконечно жаль…