Не обращая внимания на остальных находящихся в купе, Константин осторожно склонялся к Лиде. Он высовывал язык, прицеливаясь острым его красным концом в раздернутый воротничок.
— Чего же не нужно? — зашептал он. — Я не понял?..
Металлический сухой звук напугал его. Константин резко повернул голову. Обожженное лицо сразу сделалось трезвым. Петр Петрович щелкнул предохранителем «беретты».
— Брось! — сказал Вадим. — Брось, заряжено. — При этом он не двинулся с места. — Положи игрушку в коробочку, дядя. Не надо баловаться.
— А если нет?
— Лучше положи! — Голос Вадима сделался совсем тихим и злым. — Положи на место, в коробочку.
— Эх, ребята, ребята!.. — нажимая пальцем на предохранитель и возвращая его в исходную позицию, сказал Петр Петрович. — По-моему, должно быть стыдно. — Он положил пистолет на место и опять принялся за свой арбуз. — Стыдно и глупо…
— Почему глупо? — Константин привалился к стенке купе и расслабленно сбросил на колени руки. — Учителя мы школьные. Физкультуру преподаем. Неужели еще непонятно?! Педали на треке крутим.
Тонкие пальцы Лиды сдавили пуговицу, и пуговица сломалась. Все замолчали. Звонко перебирали колеса поезда, все надбавляющего и надбавляющего скорость. Солнце за окном уже не походило на крест, жаркое и белое, болезненным пятном оно подскакивало, ходило в тумане, повторяя вибрацию двойного толстого стекла.
Лида демонстративно подвинула пустую кружку по столу, достала книгу и сразу открыла ее на заложенном месте. Петр Петрович последовал ее примеру. Открыл чемодан, вынул книгу. Поверх страницы Лида глянула на его открытый чемодан, но ничего подозрительного не заметила. Пистолет исчез в рюкзаке. Остатки водки были без единого слова разлиты велосипедистами и так же без слова выпиты.
Шелестели под пальцами странички книги, звенели колеса. Гуднул тепловоз. Еще один гудок.
— Вадик, это, между прочим, Орел, — прилипая лицом к стеклу, сказал Константин. — Нужно бы запереть купе.
— Ты думаешь, они нас здесь достанут?
— Если Мозгляк капнул, точно достанут, а он, я думаю, капнул, сволочь.
— Спрятать?
— Спрячь!
Лида все-таки удержалась и не подняла глаз от книги. Петр Петрович перелистнул страничку и улыбнулся, было похоже, что он всецело погружен в свое чтение. Вадим опять порылся в рюкзаке, извлек из него блеснувший под солнцем туго закрученный небольшой целлофановый пакет, взвесил его в руке и вышел из купе. Напряженно прислушиваясь, Лида сосчитала его шаги по коридору. Отметила: пошел направо, к рабочему тамбуру. Она уловила щелчок двери. Минуты через три Вадим вернулся.
— Спрятал?
— Спрятал! — сухо отозвался Вадим. — Хорошо прибрал, не найдут, суки.
В небе за окном, в тумане над возникающими уже мутными контурами городскими окраинами что-то колыхнулось, и через секунду последовал отдаленный громовой раскат. Спешащий поезд нагоняла гроза.
7
Поезд, омываемый теплыми потоками дождя, долго с лязгом и скрежетом останавливался, будто осторожно причаливал к поблескивающей черной асфальтовой платформе. Откуда-то из вагона дошел до слуха хриплый голос проводника:
— Стоянка три минуты. Всего три минуты… Стоянка у нас сокращена! Три минуты, говорю… С большим опозданием идем.
Сквозь двойное залитое стекло, припадая к нему лицом, Вадим разглядывал зонтики и чемоданы садящихся в поезд людей.
— Кажись, пронесло! — возвращаясь на свое место, сказал он и тыльной стороной ладони вытер со лба пот. — А я уж думал…
— А ты не думай, — попросил Константин. — Не надо думать. Вредно. Студенты пускай думают.
Будто совсем издали пришел надрывный и протяжный гудок. Порывом ветра по стеклам сильно хлестнуло сорванными с плоской крыши перронного киоска водяными прозрачными струями.
— Водки не осталось?
— Нет.
— Дай-ка арбуз.
— Тебя успокаивает, что ли, красное?
— Не выпить, так хотя бы запить!
Вагон всею своей массой вздрогнул, и большие металлические буквы «ОРЕЛ», как и зеркальные окна ресторана, уплыли куда-то назад и вбок.
— И все-таки зря вы эту свою игрушку всем подряд показываете, — откладывая книгу, сказал Петр Петрович. — Честное слово, ребята, плохо это кончится.
— Вполне вероятно, — усталым голосом согласился Константин. — Плохо кончится!..
— Мы больше не будем! — сказал Вадим. Он какими-то печальными глазами смотрел на мокрое стекло.